Пацаны при эполетах

После антикризисной беседы Дмитрия Медведева с Евгением Ревенко, которые он отныне намерен проводить регулярно, каждый ньюсмейкер считает своим долгом дать под камеру совет по выживанию. Один из самых распространенных связан с возвратом к истокам нашей высокой духовности. Но вот беда – истоки заметно обмелели. Культурный потенциал ТВ неумолимо стремится к нулю. Еще, правда, кое-как существует специализированный канал на пятой кнопке, но он теперь больше напоминает склад секонд-хэнда, нежели живую субстанцию. На мысли об умирании культурного пространства меня натолкнул Эдвард Радзинский в качестве героя программы «Познер».

Телевизионная звезда Радзинского зажглась лет пятнадцать назад. Каждую неделю по два, а то и по три раза в лучшее эфирное время с неизбежностью захода солнца в кадре появлялся он, великий и ужасный, со своим мыльным сериалом. Знаменитый отгадчик загадок истории поражал безбрежностью интересов. В поле его зрения попадали все и всё – от Сенеки до Дегаева, от княжны Таракановой до Цветаевой, от Нерона до Сталина, от Моцарта до Николая II. Весь этот бурный поток искрился ошибками, недостоверностью, заимствованиями, уездной театральщиной. Тем не менее пипл, взращенный на скудном пайке краткого курса, хавал непривычно пряную пищу с восторгом. Зрители с нормальной интеллектуальной ориентацией Радзинского тогда не смотрели. Они искали, и хоть и в гомеопатических дозах, но все-таки находили программы Лотмана, Панченко, Лихачева.

Прошло время. Имена Лотмана, Панченко, Лихачева покрылись на ТВ пеплом забвения. Культурный контекст сегодня таков, что уже и сам Радзинский глядится Сократом. Его размышления кажутся глубокими, оригинальными, важными. В стране всеобщей исторической безграмотности, где важным воспитательным актом становится второстепенное шоу «Имя Россия», каждое слово Радзинского – на вес золота. А какова смелость! Пойти против самого Никиты Михалкова, то есть развенчать всемирно-историческую роль Александра III и Столыпина, на это не каждый отважится. Замечание о том, что Александру II для сохранения самодержавия пришлось его резко ограничить, и вовсе выглядит крамольным на фоне необъятной любви электората к Путину.

Впрочем, сейчас речь не о Радзинском. Речь о культуре. О беспределе, творящемся в этом крошечном сегменте ТВ, никто уж и не говорит – это все скучные, нерейтинговые материи. Но бывают случаи экстраординарные. Так, о 180-летии со дня смерти Александра Грибоедова (чье «Горе от ума», кстати, и поныне значится в первых строчках театрального репертуара) не вспомнил ни один федеральный канал. Все внимание было отдано другим представителям актуальной культуры. Катя Лель вещала о своем «творчестве»; Виктория Боня (звезда реалити «Дом» с лексиконом Эллочки-Людоедки) учила женщин жить; косметолог Яна Рудковская выдавливала прыщики у Николая Баскова. Но кто уж действительно сотрясал основы, так это Никита Джигурда. В родильной палате, где только что появился на свет его мальчик, он разместился прямо у детородного органа своей жены и что-то громкое вопил под гитару…

Впрочем, может, и хорошо, что о Грибоедове забыли. О другом поэте, мистическим образом с ним связанным, вспомнили, но так, что лучше бы и не вспоминали вовсе. Имею в виду Пушкина: оба Александры Сергеевичи, оба москвичи, оба погибли молодыми в феврале. Когда Пушкин рванул на Кавказ, надеясь уйти от надзора властей, то по дороге встретил арбу с гробом – тело зверски убитого в Тегеране Грибоедова везли к любимой жене в Тифлис. Чем не заманчивый сюжет для ТВ? Конечно, это не столь увлекательно, как жизнеописание Лель с Боней, но, скажем, Наталья Бондарчук еще и не такие вершины покоряла. Вон как лихо она справилась с темой «Пушкин. Последняя дуэль»! Фильм, которым нас осчастливили уже второй раз в день памяти поэта, хоть и балансирует на зыбкой грани между комиксом и агиткой, впечатляет размахом исторических открытий.

Разъяренный Александр Сергеевич, весь в шерсти и бакенбардах, яростно мечется по экрану. Наверное, предчувствует близкую кончину от рук мировой закулисы. Трагические события фильма «Пушкин. Последняя дуэль» не оставляли сомнений – его убил масонский заговор. Молодой Безруков в роли солнца русской поэзии был отчего-то похож на пожилого еврея. Он очень любил жену Наталью и государя Николая I, но коварные инородцы не дремали. И вот – смертельный поединок, Черная речка, красный снег и милейшие люди из Третьего отделения, которые зрят в корень. Заговор, оказывается, был направлен не только против Пушкина, но против самого императора и — бери выше! — России! Создавалось ощущение, что закадровый текст ваял то ли Семин, то ли Мамонтов. Сквозь лихорадочное повествование о том, как либералы умертвили великого державника, неумолимо прорастала чекистская сага. И хотя представители царских спецслужб по неведомой причине напоминали современных сериальных пацанов, только при эполетах, но дело свое знали: голубые (лейтмотив фильма) враги империи во главе с Дантесом были разоблачены.

Особая песня – Безруков в роли Пушкина. Увидев его, Татьяна Ларина наверняка бы вновь воскликнула бы: «Уж не пародия ли он?» Несколько лет назад на церемонию вручения премии за роль Саши Белова в сериале «Бригада» С. Б. прибыл в гриме Пушкина. Благодарственные слова заслуженного бандита России снайперски отразили суть сегодняшнего ТВ: «Я счастлив, что в моем лице и Пушкину достанется эта высокая награда». Трогательный союз «и» уточняет ориентиры – «наше все» не Пушкин, а Безруков.