Цивилизация
Провожая в Гарвард нашу красавицу (и при этом она не замужем, после развода, — что за времена, что за нравы, что за мужики у нас, право) Машу Гайдар, я сделал ей комплимент, бескорыстный, стариковский. А именно — похвалил ее богатый загар и снежно-белые, точнее цвета пломбира, зубы. Загар, правда, оказался не из-под Вятки, как я простодушно предположил, он испанский, отпускной; что же касается зубов, то они таки отечественные, натуральные — такие экстремально белые особо ценятся в Америке, куда отбыла бывшая революционерка и бывшая русская чиновница. Мне кажется, так из беспаспортного колхоза уходили в армию, вроде на время в другую цивилизацию — впрочем, многие вернулись же в свою деревню.
Но говорили мы с Машей в основном, конечно, не о ерунде, но о вещах серьезных — я сначала даже не догадался насколько. Мне накануне Петя Гайдар сказал, что перечел отцовскую книжку «Государство и эволюция» — с Машиной подачи. И вот это перечитывание его перепахало; молодой человек удивился, что его отец в 1994 году предсказал многое из того, что мы имеем сегодня и о чем мы недавно только стали задумываться.
И вот мы с Машей говорили не столько даже о ее вятском опыте, который она достаточно полно изложила уже в СМИ, сколько о «Государстве и эволюции». (Для некоторых родина начинается со старой отцовской буденовки, а для других, напротив, со старой отцовской книжки.) Я слушал вежливо и ровно — ну что такого можно было написать 17 лет назад, чтоб сегодня от этого волосы вставали дыбом? Но позже я книжку открыл и принялся читать… Ну что же, друзья, скажу вам, что Егор Гайдар недооценен не только как политик и экономист, но и как ученый, да и как баба Ванга тоже.
Не берусь пересказывать такого своеобразного автора, как Егор Тимурыч, своими словами и не надеюсь на то, что вы, люди ленивые и нелюбопытные, все бросите и кинетесь листать текст, и потому надергаю я из этой книжки цитат, пересыпав их своими редкими комментариями. (Если б меня вот так кто снабжал дайджестами умных книг! Не дождусь, наверно.)
Итак, поехали.
«Корни конфликтов, сотрясающих сегодня наше общество, лежат куда глубже, чем в 1917 году», — вскользь обронил автор в предисловии. В котором также сообщил, что посвятил книгу «памяти безвременно умершего Василия Илларионовича Селюнина — не только одного из лучших наших экономистов и публицистов, но и удивительно честного и мужественного политика. Василий Илларионович был настоящим русским человеком, его патриотизм был так естествен, что ему казалось смешно и стыдно вслух об этом говорить». (Отсюда примерно можно судить о том, кого считал патриотом Гайдар и за что, а кто, по его мнению, даже претендовать не мог на это звание, — кто орет про патриотизм! — ИС.)
«Отсутствие полноценной (курсив мой. — И. С.) частной собственности, нераздельность собственности и административной власти при несомненном доминировании последней, властные отношения как всеобщий эквивалент, как мера любых социальных отношений, экономическое и политическое господство бюрократии (часто принимающее деспотические формы), — вот определяющие черты восточных обществ». (Неплохо для начала? — И. С.)
«Подобные черты присущи странам третьего мира даже сегодня. Именно они прежде всего являются причиной отсталости и застойной бедности. Они же являются и залогом того, что эта отсталость и бедность будут сохраняться, воспроизводиться, усугубляться и далее. Частную собственность, рынок государство терпит, но не более. Они всегда под подозрением, под жестким контролем и опекой всевидящего бюрократического аппарата. Поборы, конфискации, ущемление в социальном статусе, ограничение престижного потребления — вот судьба даже богатого частного собственника в восточных деспотиях, если он не связан неразрывно с властью. Именно власть здесь главное, она и ключ к тому, чтобы, когда позволят обстоятельства, поднажиться, и единственно надежная гарантия против конфискации. Потеряешь должность — отнимут состояние. Собственность — вечная добыча власти. А власть вечно занята добыванием для себя собственности, в основном за счет передела уже имеющейся». (Этот текст написан чуть ли не в жанре актуальной листовки! — И. С.)
«Сильное государство — слабый народ» — принцип легиста и реформатора Шан Яна — концентрированное воплощение идеала восточных государств». (Видите, мы таки перенимаем китайский опыт! — И. С.)
«Отсюда застойная, постоянно воспроизводящаяся бедность, отсюда же и необходимость мобилизационной экономики, которая, не имея стимулов к саморазвитию, двигается только волевыми толчками сверху». (Еще не был в ходу термин «вертикаль власти», а поди ж ты! — И. С.) «Обычная коррупция быстро приводит к формированию значительных состояний. Чиновники интуитивно стараются стабилизировать свое положение, конвертировать свою власть в собственность. Предоставленные за службу наделы наследуются, затем начинают продаваться. Чуть ослабнет власть — назначенный воевода начинает вести себя как независимый князь». (А еще ж выбирали губернаторов, в 1994-м-то! — И. С.)
Вертикаль власти Гайдар, как мы видим, описал, он ее предвидел приблизительно так же гениально, как Леонардо — вертолет. Не оставил без внимания Егор Тимурович в том же 1994 году и такую модную штукенцию как, прости Господи, инновации:
«Лучший стимул к инновациям, повышению эффективности производства — твердые гарантии частной собственности. Опираясь на них, Европа с XV века все увереннее становится на путь интенсивного экономического роста, обгоняющего увеличение населения».
«Государственное регулирование и социальный реформизм позволяют избежать взрыва со стороны низов (есть все же какой-то толк от бюрократов! — И. С.), но сами по себе они не ведут к экономическому прогрессу. Напротив, результаты долгого и последовательного проведения такой политики известны — блокировка экономического роста, бюджетный кризис, рост инфляции, сокращение частных и низкая эффективность государственных инвестиций, бегство капитала, в конечном счете застой и рост безработицы».
В общем, из каждой строчки прет такая связь с современностью, что нехорошо делается.
«Крайне слабыми, малоэффективными были и национальные институты аккумуляции и перераспределения сбережений. Невысокие стандарты деловой этики, дурная традиция фиктивных банкротств не оставляли надежды на то, что отечественный банковский сектор сможет стать субъектом крупномасштабного долгосрочного кредитования индустриализации. (Это, пардон, про пореформенный царизм, а не про то, что вы подумали. — И. С.)
«Ригидный, самоубийственно упрямый правящий бюрократический слой, не желая идти на уступки, загоняя политические конфликты вглубь, делает все, чтобы спровоцировать ужасный взрыв». (Боится — а делает! Делает всё!!! Егор Тимурыч тут просто жжот. Может, бюрократов — я не говорю перестрелять, но как-то отправить в деревню на перевоспитание? Уже и хунвейбины выращены на озерных берегах — откуда такое нерусское название? — Селигера. Пусть так, все лучше, чем быть им перевешанными на фонарях. — И. С.)
Страшным усилием я заставляю себя прекратить цитирование и дам напоследок два ударных куска, а после — вопрос который кинул нам Гайдар, бывают такие страшные вопросы, на которые и отвечать-то не надо — смысла нет…
Итак:
1) «Не забудем, что чиновник всегда потенциально более криминогенен, чем бизнесмен. Бизнесмен может обогащаться честно, только бы не мешали. Чиновник может обогащаться только бесчестно. Так что бюрократический аппарат несет в себе куда больший заряд мафиозности, чем бизнес. А каркас бюрократической (в том числе карательной) системы легко может стать каркасом системы мафиозной, весь вопрос только в целях деятельности».
2) «Двуглавый орел используется как ширма, за которой скрыт «золотой телец» — подлинный идеал этих имперских дельцов. Тут уж жиреть будет не государство, а только лжегосударственники, жрецы государства, жиреть от имени, во имя и за счет государства».
И вопрос, который тогда остался открытым:
«Какой строй мы строим, куда идем «с вершин социализма» — в открытую рыночную экономику «западного типа» или же в номенклатурный капитализм, еще одну разновидность «империализма», описанного Лениным, и «азиатского способа производства», о котором говорил Маркс. Этот вопрос предстоит решать нам сегодня, это наш выбор». В этом месте я налил горькой и невесело выпил. Я и сам был чистым и наивным в 1994-м году, куда наивней Гайдара, и Россию 2011 года я бы тогда с уверенностью описал в самых замечательных, глупых и стыдных с позиций сегодняшнего дня терминах.
В общем, Маша, учись там у себя, в Гарварде, на «отлично». Домой особо не торопись. Вон вся страна застыла перед выборами, гадая, какой она станет после, ну и тебе тоже не надо бежать впереди паровоза.
P. S. Каково было бедному Гайдару жить все эти годы, зная наперед, что все сползет в то же самое болото. Нам все ж легче — у нас были замечательные иллюзии, которые страшно скрасили нам жизнь. Вот и Маша увидела это русское средневековье, из которого, кажется, нет выхода, про которое писал ее отец в 1994 еще году. Увидела своими глазами и почувствовала своей шкурой. Удивительные вятские главврачи становятся крепостниками и барами и превращают своих подчиненных в холопов (которые тоже довольны своей судьбой и мечтают стать барами когда-нибудь, вот у нас какой социальный лифт) без всякого приказа из Кремля, а просто потому, что такова кристаллическая решетка этноса. Он сам собой, добровольно разбивается на эти вот фракции. Стоит только оставить его без присмотра. Так ему уютно. Ну еще бывает тонкая прослойка, которую то и дело сдирают с народной поверхности, а она каждый раз нарастает и ждет новых приключений.
