Целесообразность Путина

Девять лет назад путинская эра стартовала, так сказать, официально. Его первая президентская инаугурация состоялась 7 мая 2000-го. Президент год назад сменился, а эпоха Путина, по внешним признакам, продолжается. Его по-прежнему считают первым лицом и рядовой народ (в подавляющем большинстве), и те, кто претендует на осведомленность в придворных делах (в большинстве менее подавляющем).

На самом деле

эпоха уже изменилась — сегодня Путину в качестве правителя приходится заново подтверждать свою целесообразность. Она перестала быть очевидной. Даже всегдашнему путинскому оплоту, простым людям, в сознании которых державная гармония дала трещину.

Работу премьера все еще одобряют три четверти, деятельность его правительства — чуть больше половины, а вот с мыслью, что «дела в стране идут в правильном направлении», согласны только 40% с небольшим, гораздо меньше, чем совсем еще недавно (опрос «Левада-центра»).

Девять лет назад свою целесообразность и даже неизбежность Путину доказывать просто не приходилось. Эта неизбежность была ясна буквально всем, и довольным данным фактом, и недовольным, при том, что личные его рейтинги были тогда скромнее нынешних.

Помню разговор с известным социальным аналитиком в 2001-м, самое позднее 2002 году. Он был приятно удивлен, что правление нового президента почему-то умереннее и прогрессивнее, чем сигналы, посылаемые наверх широкой публикой, тоскующей по репрессиям и сталинизму. Поводы для удивлений скоро отпали, но стоит вспомнить, какую власть «заказывала» себе страна на переломе от прошлого века к нынешнему.

Ведь почти никто не желал тогда ни демократии, ни модернизации, ни даже просвещенного абсолютизма. Переварить свалившиеся на голову капитализм, потерю империи и прочие новшества сограждане не могли, стопроцентной советской реставрации все-таки не желали и поэтому требовали найти какой-то третий путь, ведущий назад, но не чересчур далеко.

Чего в 1999-м хотели низы? Порядка и достатка. Причем под порядком понималось примерное наказание максимального числа начальствующих лиц и раскулачивание нуворишей.

Провинциальные верхушки, в первую очередь губернаторы, особенно дерзкие и самовлюбленные в 1998-м и 1999-м, добивались тогда несовместимого — одновременно и твердой центральной власти, и укрепления собственных привилегий. Почти каждый региональный правитель к концу 90-х уже выстроил в своих владениях собственную вертикаль власти. Оставалось немногое — дотянуть ее до державного верха. Правда, это сразу превратило бы спесивых удельных князей в робких чиновников, но лозунгом всех губернаторских альянсов 1999 года была именно твердая рука. Нелогично? Да. Но вот стосковались — и все.

А о чем тосковали олигархи в те же критические месяцы? Наверное, о невозможном — о вожде, который каждому отдельно взятому из них вернет приволье 90-х годов, а прочих олигархов-конкурентов — придушит.

Что же до чиновничества, некрупного бизнеса и остальных авторитетов среднего звена, то, кроме твердой руки, им желалось еще и спокойной, надежной партии власти, этакой приспособленной к их нуждам КПСС, где они чувствовали бы себя по-хозяйски. Нынешняя марионеточно-опереточная «Единая Россия» вряд ли привела бы их в восторг. Но до нее еще надо было дожить.

Такой была воля страны. В духе ее наказов и проводился кастинг, параллельно организованный старым, ельцинским Кремлем и фрондирующими губернаторскими объединениями. Человек требовался строгий и консервативный — следовательно, выходец из силовых или примыкающих к таковым ведомств. Именно такими и были все претенденты 1999 года.

Философию нового правления открыто сформулировал самый откровенный последефолтный премьер-министр Евгений Примаков: бизнес подчинить государству, выборность губернаторов отменить, проштрафившуюся часть бизнесменов посадить. Не исключено, что именно прямота стоила Примакову президентства. Не обо всем, что предстоит, говорят вслух.

Ранняя фаза путинского правления продолжалась года три. Делалось примерно то, что и заказала общественность. Гайки завинчивались по всему периметру, но стоит вспомнить — в более умеренных, чем заказывали, темпах. Сверх того, видимо, в порядке личной инициативы, новый президент осуществил несколько модернизаторских начинаний, о которых, собственно, никто его всерьез и не просил.

Тем проще было забыть о них на второй фазе правления. К 2003-му президентская команда созрела для генерального передела собственности. В качестве организационного сопровождения это потребовало нового тура гайкозавинчивания и новых централизаторских акций. И то и другое вводилось уже в дозах, немножко превышавших первоначальные запросы широкой публики и привилегированных сословий. Но поскольку нефтедоходы именно тогда стали огромными и часть их перепадала массам, а еще большая часть — упомянутым сословиям, то почтение к власти шло в рост буквально во всех слоях. При всех ее силовых атрибутах она опиралась не столько на страх, сколько на преобладающие представления низших и высших о том, как надо править, сделавшись неутомимо работающим воплощением общественного заблуждения.

Именно в жирные годы, когда режим стал явным тормозом развития и все дальше заводил страну в тупик, его эффективность меньше всего ставилась под вопрос рядовым (а равно и нерядовым) человеком. Этот человек получил больше зажима, чем когда-то просил, но и заметно больше материальных благ. Плюс державность, хоть и инсценированная, но выдающая себя за реставрированную.

Возникало даже ощущение, что одно, другое и третье как-то вырастают друг из друга.

Это чувство рассеялось только прошлой осенью, но годом раньше, в конце 2007-го, стремление продлить власть Путина выглядело настолько естественным, что ему самому для этого почти ничего и делать не пришлось.

Страна не воспользовалась случаем изменить свой старый запрос и сформулировать заявку на правление нового типа. И не потому, что ей не позволили. Да и что бы это была за воля народа, которая нуждается в позволении себя выразить? Еще год назад большинство сограждан не сомневалось в целесообразности Путина и не видело причин пересматривать давнюю заявку.

Теперь причины есть. Процветание жирных лет перечеркнуто, но опыт, который страна руками Путина над собой произвела, в памяти остался и будет месяц за месяцем осмысляться. Значит, будет и новая заявка, а за нею и новый кастинг. И Путин в нем только один из участников. Как когда-то.