Цивилизация
Заявление президента Дмитрия Медведева о том, что он поручит прокуратуре проверить госкорпорации, а потом, возможно, предстоит рассмотреть вопрос о целесообразности их существования, неспроста вызвало столь бурный общественный резонанс.
В политике встречаются сферы, начав изменения в которых, можно инициировать изменения системного характера. Госкорпорации в современной России, безусловно, относятся к такого рода сферам.
Значение госкорпораций, имеющих привилегированный доступ к государственному бюджету, оперирующих огромными суммами и при этом практически неподконтрольных не только парламентскому (общественному, публичному, народному), но даже правительственному контролю, не ограничивается лишь ролью привилегированных субъектов хозяйственной деятельности. За ними – мощь и влияние коммерциализированного чиновничества, привыкшего распоряжаться практически неограниченными казенными средствами и не отвечать за результаты своей деятельности, но при этом смело требовать новых преференций, поскольку, согласно официальной экономической идеологии, именно эти структуры являются носителями государственных интересов, а не какой-то там эгоистически настроенный частный бизнес. При создании госкорпораций считалось, что именно они обеспечат России модернизационный прорыв к инновационной экономике. Но этого не получилось. Более того, в условиях кризиса стала очевидной неэффективность госкорпораций. Сколько ни получала госкорпорация «Ростехнологии» денег на поддержание ведущего отечественного автопроизводителя, «АвтоВАЗа», а результат оказался плачевным. Несмотря на все преференции и заградительные тарифы на поставку в Россию зарубежных авто, конвейер «АвтоВАЗа» все равно остановился. Не полетела и затеянная все теми же «Ростехнологиями» компания «Росавиа», ради создания которой были обанкрочены три других авиакомпании. Не привела Россию к новому технологическому могуществу и другая госкорпорация – «Роснано». Результаты ее деятельности оказались, по-видимому, настолько невзрачными, что пришлось в срочном порядке принимать закон, который, по мысли его инициаторов, мог бы открыть дорогу к созданию маленьких инновационных фирм при университетах. Кстати, именно такого рода фирмы и обеспечили колоссальный прорыв США в 90-е годы прошлого века в сфере информационных технологий.
Сейчас кризис в российской экономике, по-видимому, шаг за шагом подходит к некому переломному моменту, если, конечно, благоприятные изменения в экономике глобальной не потащат наверх и наше народное хозяйство. Если же мы и дальше будем падать, то скорее всего
придется выбирать. Либо всю экономику начать перестраивать по образцу госкорпораций, постепенно вводя административное распределение ресурсов и отстраивая под это управленческую и финансовую систему. Либо сделать ставку на хозяйственную инициативу населения и саморегулирование экономики.
Кстати, исходным импульсом к развитию по второй модели, как раз может стать демонтаж неэффективных госкорпораций. Он же повлечет за собой и приватизацию неэффективных компаний с преимущественным государственным участием, которым сейчас принадлежит огромная роль в российской экономике. Такого рода изменения ослабят роль коммерциализированного чиновничества как экономического и политического актора, подтолкнут за собой системное переформатирование хозяйственной среды в направлении свободной конкуренции.
Известно, что любые исторические аналогии — вещь условная, особенно когда сравниваются события из разных эпох. Но все-таки наша нынешняя ситуация чем-то начинает напоминать ту, что складывалась в Советском Союзе в конце 20-х – начале 30-х годов прошлого века. Тогда мировой кризис, добравшийся и до СССР, сделал невозможным дальнейшее существование промежуточной, по сути, экономической системы страны, полугосударственно-социалистической, получастно-капиталистически нэпманской. Надо было принимать решение: либо шаг за шагом восстанавливать рыночную экономику на основе освобождения сельского хозяйства от государственно-фискального прессинга и преимущественного развития промышленности, работающей на потребительский рынок, либо тотальное огосударствление хозяйства, сопровождавшееся масштабным перераспределением ресурсов в пользу отраслей, работающих на войну. Но первый путь означал постепенную утрату партийным аппаратом, которому было что терять, доминирующих позиций в политике и экономике. Да и страна в то время, как известно, находилась в кольце врагов.
Сейчас вроде бы ситуация в России и за ее пределами иная. Этатистские модели, несмотря на серьезный моральный удар, нанесенный капитализму частных собственников и свободного рынка, нынче не в моде. Да и нынешние российские капиталисты ни по масштабам контролируемых ими активов, ни по типу социального поведения не напоминают нэпманов 20-х. Российская экономика давно не изолянт, а уже является частью глобального хозяйства, его «кочегаркой», как сказали бы 80 лет назад. Зато чиновничество, привыкшее к прелестям руководства экономической жизнью и желающее все большей и большей власти, по-прежнему наверху политической пирамиды.
Для тех, кто в современной политике привык мыслить историческими аналогиями, сегодняшняя картина мира во многом напоминает ту, восьмидесятилетней давности.
Есть враги вокруг, расположившиеся преимущественно по периметру российских границ. Есть и могущественные глобальные силы, которые только и ждут благоприятного момента, чтобы воспользоваться временными трудностями России, с целью ослабить ее, а если получится, даже расчленить на несколько частей. Да и «пятая колонна», готовая услужить внешним недругам страны, всегда найдется, особенно если ее захочется обнаружить. Разве не могут подойти на эту роль, помимо ни на что не влияющих либералов, например, предприниматели, вовремя не выплачивающие зарплату своим работникам?
Значит ли это все, что история непременно повторится?
