Цивилизация
Каким критерием руководствуется Нобелевский комитет, выбирая ежегодных лауреатов? А какой критерий наиболее важен для жюри Букеровской премии? Или для выборщиков первой красавицы мира? Или для питерской публики, составляющей свое Заксобрание из представителей разнообразных партий и прочих политобъединений?
Это только кажется, что здесь имеют значение объем груди, размер тарифов на электроэнергию, литературный талант или фундаментальность открытия. На самом деле единственный действующий принцип отбора призеров – это боязнь ошибиться.
Мисс Мира из Турции, несмотря на всяческий околоконкурсный нигерийский негатив, символизирует собой предусмотрительность цивилизованного сообщества, желающего уведомить мусульманский мир о своей относительной лояльности. Преобладание коммунистов в рядах обновленного питерского ЗакСа сигнализирует руководству страны о склонности граждан к ностальгическим реминисценциям вне всякой связи с абстрактной политикой. Реальные «левые» депутаты, оказавшись в ЗакСе, несомненно, согласятся перекраситься за соответствующую мзду. Тексты лауреата Нобелевки, венгерского прозаика Имре Кертеса, и лауреата российского Букера Олега Павлова отчасти схожи. Они повествуют об ужасных нравах пенитенциарных учреждений современности и окружающем их быте. Мучительная вдумчивость литераторов, видимо, обозначает их принципиальную готовность к уже необязательным страданиям. Прочие нобелевские мужи являются данью коммерческому торжеству признанных технологий в фармацевтике и прочих общественно-полезных областях.
Ни одной ошибки здесь нет. Ведь самое глупое, что можно сделать в точке выбора, – это выбрать. Если эта точка уже намечена, то выбор либо бесполезен, либо бессмысленен.
Есть избранная публика, которая выбирает. Ее главная цель – остаться в списке выборщиков. Или хотя бы продемонстрировать свою тотальную непредвзятость. И то, и другое делает задачу почти неразрешимой. Как можно остаться в рамках объективности, когда существуют строгие рамки заказа? И политического, и коммерческого, и всяких прочих разных. А, с другой стороны, надо же и честь хоть как-то знать…
В итоге всевозможные конкурсы завершаются тем, что в качестве образца широкой публике предлагаются наиболее невыразительные предъявления творчества масс. И не навредят, и не помогут. Самое главное, никому не обидно. Наиболее выдающихся, оригинальных и талантливых претендентов отсеяли еще на предварительном этапе; лучших из худших выкинули на стадии дружественного отбора; а самые заурядные из выбранных и так обладают специфическим имитативным эффектом – и хочется ткнуть в них пальцем, обвинить в серости-бездарности, а как приглядишься, так и себя в них увидишь. Ничем не предпочтительнее.
В любом случае нынешняя ситуация выбора гораздо комфортнее всех предыдущих. Хотя бы и той, которая случилась с российской интеллигенцией полторы сотни лет и полтора десятилетия назад, когда надо было определить – чем честь отличается от «понятий». Очень трудно было признать, что «понятия» для пользователя смертельны снаружи. А честь – смертельна изнутри.
Похерив это соображение, крайне просто оказаться в жюри. И выбирать, руководствуясь лишь искренним опасением сделать выбор.
Мы на войне. Всечасною опорой
Пусть служит та последняя решимость,
Которой ворон с нашего рожденья
Над нами реет, к битве побуждая,
Суля победу и преображенье.
Как он, мы равно презираем павших
И уцелевших.
