Койкоместо. Дешево.

Врачи «скорой» на сей раз были вовремя. Правда, в первый раз, за несколько дней до того, они не приехали, услышав про высокое давление – за 200.

— Выпейте клофелин, — сказали они ей, 70-летней женщине, — давление снизится.

— А если не снизится? — испуганно и как-то брошено спросила она.

— Должно помочь, — ответили распорядители 03 и бросили трубку. Они не стали спрашивать ее номер телефона, чтобы перезвонить и узнать насчет всемогущества клофелина. Они верили, что он поможет и ехать не надо. А может, и не верили.

Было много вызовов, наверное. В воскресные дни всегда так – пьянство, обжорство, поножовщина.

Клофелин в общем-то помог, но сильно временно. Через пару дней (скачки осеннего давления, знаете ли, страшно вредны для гипертоников) она позвонила в «скорую» снова. Наверное, в тот день поножовщины и обжорства было меньше. А может, другая бригада была. А может, просто там что-то у них щелкнуло. Тут, знаете ли, системы нет. Если, к примеру, как-то особенно проникновенно произнести в трубку слова про то, что, мол, мы будем благодарны, то, говорят, приезжают быстрее и вообще просто приезжают. Но могут и не внять. Как кому повезет…

В этот раз приехали. Были вполне внимательны: действительно, 220 верхнее. Многовато. Сидят, думают: «Что будем делать?» У них явно нет своего решения на сей счет, они ждут его от родственников. В принципе видно, что им все равно – госпитализировать или нет: «Ну, как решите...»

— Хотите в больницу?

Они знают, что многие не хотят. Потому что в больнице, считается, плохо. В смысле быть. В смысле лечение – примерно так же, как было в первый раз, когда по телефону сказали выпить клофелина. Они это тоже знают.

Но пожилая женщина напугана. Впереди праздники – 7 ноября. То есть будет много обжорства и пьяной поножовщины. «Скорая» будет сильно занята и может не приехать к 70-летнему человеку с высоким давлением, если оно опять начнет скакать в противофазе с атмосферным.

Страшно.

— Давайте в больницу, — соглашается она. Они не спорят, но и не уговаривают. Им все равно. 500-рублевая купюра, выложенная из кармана сына, деловито перекочевывает в нагрудный карман грязно-белого медицинского халата.

– Спасибо.

Звонят, узнают про места.

— Вы в какую хотите? — спрашивают, предлагая две на выбор.

— А чем они отличаются?

— Да в общем, ничем

— А какая лучше считается?

— Да обе одинаковы.

— Ну тогда в N-ю, она вроде ближе к дому, к тому же я там лежала.

— Ну как хотите.

Дозвонились, прием разрешен, отчитались перед диспетчером «скорой». Посадили пару родственников в машину и поехали.

Первый вопрос в приемном отделении: «Паспорт и полис с собой?» Второй: «Что с вами?» Больше ничего.

— Да.

— Ложитесь на кушетку, ждите врача.

Он, несчастный дежурный, пришел довольно скоро, минут через 30. Усталая неприветливая девица средних лет. Она не хамила. Она была безразлична и категорически неделовита (то есть не такая, как в сериале «Скорая помощь»). На ее лице было написано лишь плохо скрываемое низкооплачиваемое недовольство – «ну вот опять».

Долго что-то пишут. Они там все время пишут много бумаг. Кажется, именно на это уходит самая большая часть их профессионального времени, посвящаемого собственно больным.

Места, собственно, были в коридоре. Вернее, не в самом проходе, а в закутках типа холлов. Это, конечно, гораздо удобнее, чем в проходе. Правда, если вы лежите с давлением 220 у некоей пластмассовой перегородки между коридорами, то вам трудно уснуть: она сотрясается от каждого хлопка вмонтированной в нее двери, а движение через нее между коридорами почему-то очень оживленное. К тому же рядом столовая отделения, где все время гремят посудой, а еще – каптерка дежурных медсестер, которые почему-то много смеются. Они вообще почему-то очень веселы между собой. И никогда – с больными. С больными они почти всегда общаются с тем же скучным выражением раздраженной низкооплачиваемости.

Трудно понять, как такое всеобщее выражение сочетается с автопарком в гостиничном дворе. Поскольку машины больных и их гостей туда не пускают, можно сделать вывод, что припаркованные там машины принадлежат медперсоналу больницы. Тройка неплохих внедорождников, включая один Land Rover, один не новый, но «мерс» (кажется 200-й), десятка полтора всяких средних «лансеров» и «рено», а также прочие «девятки» и «десятки». Не как, конечно, как у какого-нибудь банка, но все равно не паперть. Совсем не паперть.

На входе – строгий и хамоватый охранник. Он проверяет наличие на ногах одноразовых бахил (их продают, что удобно, тут же в гардеробе за 5 или 6 рублей, в зависимости от спроса), а также берет деньги с тех, кто хочет пройти во внеприемное время.

Впрочем, деньги там давать... как бы это сказать... вообще-то бесполезно. Они по большому счету никакого или почти никакого действа не возымеют. Сколько, к примеру, надо дать работникам столовой, чтобы они не воровали жалкое печенье, то выдаваемое, то нет вместе с полдничным кефиром? Сколько дать медсестре? Чтобы она в ответ на жалобу, что из окна дует (а героиню нашего рассказа через неделю перевели из холла в палату на шесть человек), она, отказавшись его как-то утеплять (сказав, что «не время еще, снег этот растает скоро»), выдала постояльцам палаты старое одеяло, чтобы он его разрезали и как-то там сами щели заткнули.

Платить просто за вежливость? Но в принципе они и так не сильно хамят, а иначе они все равно разговаривать не умеют. И это по ним видно: печать раздраженной низкооплачиваемости слишком глубоко въелась в их лица.

Платить за то, чтобы не воровали прописанный формально (дорогой) энап, а клали бы его в горсть никак не идентифицированных таблеток? Когда пациентка сказала, что ей не дают энап (он, знаете ли, не белый, а коричневатый, поэтому его отсутствие легко уяснить), врач просто молчит в ответ. Но ведь не орет же! Правда, энап все равно класть не стали. Платить, чтобы клали? Но зачем, если его можно купить в аптеке и класть самому.

За две недели лежания в больнице пациентке с гипертонией даже чаще чем через день мерили давление (сильно неохотно, через раз сетуя, что аппарат старый и врет), два раза сделали кардиограмму, раз-два в день давали неизвестные таблетки, один раз показали гинекологу и два раза взяли анализ крови, установив повышенный холестерин.

Все. Больше лечение ни в чем не заключалось.

Наверное, такая система здравоохранения должна стоить дешево, и именно только такую, страшно дешевую, и может позволить себе страна, гонящая нефть за рубеж по 40 баксов за баррель в объемах больше, чем Саудовская Аравия, и попутно изобретающая какие-то сильно хитроумные баллистические ракеты, каких нет у самой Америки. Ими тут президент давеча похвастался.

Но это только кажется. На самом же деле огромные деньги размазаны тонким строем по огромной стране, где на миллионах койкомест лежат и глотают (и то если они есть в наличии) таблетки миллионы пациентов, вокруг которых ходят сотни тысяч как бы полунищих медсестер и врачей. Из того времени, которое больной проводит в стационаре, на собственно лечение используется, наверное, процентов пять от силы. А все остальное время больной просто лежит, ему дует из окна, он ест баланду и по ночам слушает храп соседей по палате (или коридору).

В Америке, где пока нет таких хитроумных баллистических ракет, которыми на днях хвастался президент, операция шунтирования на сердце стоит порядка 50 тысяч долларов (либо из страховых средств, либо из собственных, если нет страховки). Стандартным успешным уровнем считается уровень в 90%. Прооперированный выписывается дней через пять максимум, в течение которых его выхаживают непрерывно не одна, а несколько медсестер и врачей. И уходит он из больницы своим ходом. У нас после такой же операции (которая в лучшем случае будет сделана вам формально бесплатно, но может пройти и коммерческой линии и обойтись вам в некую сумму, которая раза в три-четыре меньше американской), пациент лежит месяца полтора, занимает место и (формально) кучу 600-рублевых медсестер, которые его почти не беспокоят своими медприставаниями. И если всю эту «дешевизну» (дешевых медсестер, занимаемые койкоместа, здания, охранников зданий и пр.) сложить, получится, наверное, близко к тем же 50 тысячам.

Просто при этом выражение лица как бы «выхаживающих» вас людей будет все тем же – раздраженно-низкооплачиваемым. Именно такое выражение лиц, случись что страшное, будет последним, что вы увидите в этой жизни. И навевает такое их выражение всего лишь одну, по сути, мысль: если уж родился в этой стране, то надо как-то так исхитриться протянуть как можно дольше молодым и здоровым. Чтобы не болеть, а просто умереть сразу, никого своей дешевой пациентской долей не раздражая…

Автор – главный редактор блока деловых журналов ИД Родионова, главный редактор журнала «Профиль».