Цивилизация
Судьба и эпоха приготовили Юрию Пименову удивительную роль. Он умудрился стать аристократом от соцреализма, певцом пролетарского бонтона, элегиком коммунистического строительства.
Под его кистью сирени пахучи, завтраки аппетитны, заводские цеха романтичны, а комсомолки полны нездешнего обаяния.
Это как если бы Ренуару намекнули, что пора сливаться с народными массами и торить дорогу к светлому будущему. Вроде нонсенс, однако Пименов обладал недюжинным живописным даром и, судя по всему, достаточной лабильностью, чтобы приладить к идейной машине изысканный артистический бантик. Вспомните фильмы Григория Александрова – очень похожий случай.
Картины Пименова полюбились почти так же, как «Веселые ребята» и «Волга-Волга». Вся страна в конце 30-х была обклеена репродукциями «Новой Москвы» – вольготного, светоносного полотна, где женщина за рулем – не обезьяна с гранатой, а символ радостных перемен. Звенят ручьи, сияют лобовые стекла, снуют по тротуарам приветливые прохожие, лиловеют вдали архитектурные громады… Дело происходило в 1937 году, и по своим живописным качествам картина в равной мере тянула и на орден, и на срок, но за убедительный образ художнику прощены были все формалистические «фокусы».
Каким-то интуитивным способом Пименов сквозь десятилетия шагал в ногу со временем, минуя скользкие места и не превращаясь в халтурщика. В пору ОСТа (Общества станковистов) был ярым, экспрессивным, на грани гротеска проповедником индустриализации и обличителем уходящего быта, потом стал лириком, не теряющим связи с реальностью. Мокрые от дождя афиши, небрежно брошенные на стол перчатки, юные продавщицы бумажных цветов, виды Венеции, кусочки сыра на фарфоровом блюдце – казалось бы, при чем тут героика социалистических будней?
Но едва лишь маэстро создает «Свадьбу в завтрашнем квартале» или «Проливной дождь», как все сомнения насчет его благонадежности исчезают. Конечно же, он думает про нас, сочувствует нашим коллизиям, восхищается нашими свершениями. До конца дней Пименов сохранял вкус и к новшествам прогресса, и к классическим формам, то и дело соединяя в натюрмортах телефонный аппарат с антикварной вазой, а старинную фотографию с календарной красоткой в купальнике. В его трактовке советский человек получался простым и куртуазным одновременно. Вот, к примеру, холст «В ложе театра»: юные особы в нарядных платьях и кокетливых шарфиках аплодируют талантам актеров, отодвинув бинокли и надкушенные апельсины. Полудекадентский розарий снабжен подзаголовком «Работницы Уралмаша». Надо думать, реальным учетчицам и крановщицам лестно было представлять себя в подобном контексте.
Выставка в Музее современного искусства на Петровке приурочена к 100-летию художника. По такому случаю Третьяковская галерея произвела масштабную выдачу из своих фондов, кое-что добавлено из собрания дочери юбиляра и других частных коллекций. Экспозиция получилась довольно разнообразной, правда, ряды составлены невыразительно. Комбинации работ не захватывают, и смотреть вещи приходится поштучно, отвлекаясь от неловкой драматургии. Кому-нибудь другому это обстоятельство могло бы сильно повредить, но Пименов держится.
Открывая персоналку, Зураб Церетели провозгласил ее началом длительного выставочного цикла, призванного познакомить с творчеством всех без исключения академиков — как живых, так и покойных. Оратор явно погорячился. Даже если не принимать во внимание 200-летнюю историю Академии художеств и сосредоточиться только на советском периоде, список экспонентов выйдет настолько пространным и одиозным, что у любого энтузиаста руки опустятся. Скорее всего, дело ограничится избранными персонажами. Кандидатура Юрия Пименова здесь безусловна. Во что инициатива выльется в дальнейшем, можно будет оценить со временем.
