Цивилизация
12 ноября 1920 года началась эвакуация частей Русской армии под командованием генерала Петра Врангеля и гражданского населения из Крыма. Как вспоминали сами участники, последние бои Гражданской войны на Чонгарском полуострове и Перекопском перешейке отличались особенной ожесточенностью и упорством. Пленных не брали. За красных работало их многократное численное превосходство. Силы защитников Крыма между тем таяли. В конце концов, наступающие заставили белых отойти на Юшуньские позиции — это примерно в 20 км южнее Перекопа. Развязка близилась. Чины Русской армии находились в предельной стадии морального истощения. Реальных возможностей противостоять хорошо экипированному противнику, к которому постоянно подходили подкрепления, больше не оставалось.
После прорыва красными и их союзниками махновцами оборонительных укреплений у Врангеля не было иного выбора, как только отступать.
«Гроза надвигалась, наша участь висела на волоске, необходимо было напряжение всех душевных и умственных сил. Малейшее колебание или оплошность могли погубить все, — отмечал он позднее в своих мемуарах. — Положение становилось грозным, остававшиеся в нашем распоряжении часы для завершения подготовки к эвакуации были сочтены. Работа кипела. Спешно грузились провиант и вода. Транспорты разводились по портам. Кипела работа в штабе и управлениях, разбирались архивы, упаковывались дела».
Корабли собранной Врангелем за эти месяцы флотилии приготовились к отплытию. Все они были предусмотрительно заправлены углем. Судовые команды находились в состоянии повышенной готовности. В отличие от эвакуации из Одессы и Новороссийска в начале 1920 года, на этот раз паники не наблюдалось. Кораблей для ухода в Константинополь должно было хватить всем желающим.
В Севастополь и Керчь, Ялту, Феодосию и Евпаторию потянулись вереницы солдат и офицеров, донских, кубанских и терских казаков, интендантов и гражданских чиновников, членов семей белогвардейцев и не желавших оставаться под властью красных местных жителей. Одни шли пешком, другие сидели на повозках, третьи с комфортом передвигались на автомобилях.
В тот день, 12 ноября 1920 года, в Севастополе скончался один из виднейших деятелей Белого движения Владимир Май-Маевский,
который командовал Добровольческой армией во время похода белых войск на Москву. В конце 1919 года генерал был смещен с должности Антоном Деникиным из-за череды военных неудач и систематического пьянства и заменен как раз на Врангеля. Следующие месяцы Май-Маевский прожил всеми покинутый и практически без средств к существованию, пока Врангель не предложил ему руководить тылом во время обороны Крыма.
Что с ним случилось, так и осталось загадкой. По версии Деникина, Май-Маевский «умер от разрыва сердца в тот момент, когда последние корабли с остатками Белой армии покидали Севастопольский рейд». Другие поговаривали, что как истинный патриот он покончил с собой, не в силах принять поражение белогвардейцев. Из-за суматохи эвакуации документальных свидетельств о кончине Май-Маевского не сохранилось. По слухам, он мог умереть в автомобиле по пути в порт либо же в одной из севастопольских больниц. Так окончил свои дни тот, кому прочили славу освободителя Москвы от большевиков.
Эмоционально описывал обстановку периода эвакуации один из самых известных белогвардейских офицеров, командир дроздовцев Антон Туркул: «Брошенные кони, бредущие табунами; брошенные пушки, перевернутые автомобили, костры; железнодорожное полотно, забитое на десятки верст вереницами вагонов; разбитые интендантские склады, или взрывы бронепоездов, или беглецы, уходящие с нами; измерзшие дети, обезумевшие женщины, пожары мельниц в Севастополе, или офицер, стрелявшийся на нашем транспорте «Херсон»; или наши раненые, волоча куски сползших бинтов, набрякших от крови, ползущие к нам по канатам на транспорт, пробиравшиеся на костылях в толчее подвод; или сотни наших «дроздов», не дождавшись транспорта, повернувшие, срывая погоны, из Севастопольской бухты в горы, — зрелище эвакуации, зрелище конца мира, Страшного Суда. «Господи, Господи, за что Ты оставил меня?» — Россия погрузилась во тьму смерти».
Перед отплытием Врангель обошел на миноносце все пункты погрузки, лично удостоверившись, что на борт поднялись все, кто этого хотел.
Сам главнокомандующий покидал Крым на крейсере «Генерал Корнилов», бывшем «Очакове», переименованном в память об одном из основателей Белого движения на Юге России Лавре Корнилове. Отплытию сопутствовал инцидент: более 100 кочегаров крейсера отказались уйти из России и сошли на берег. Оставшиеся члены команды смогли запустить только половину котлов огромного корабля. Это осложнило переход в Константинополь.
Похожая история произошла и с генералом Туркулом. Воспользовавшись приказом Врангеля, который разрешил остаться в Крыму всем желающим, отказался уезжать со своим шефом его личный шофер. В беседе выяснилось, что он не боится расстрела, поскольку является членом большевистской партии.
«Это признание как-то не удивило меня: чему дивиться, когда все сдвинулось, смешалось в России. Не удивило, что мой верный шофер, смелый, суровый, выносивший меня не раз из отчаянного огня, оказался матросом и большевиком, и что большевик просит теперь у меня, белогвардейца, разрешения остаться у красных», — констатировал Туркул.
После прорыва оборонительных укреплений и вступления в Крым РККА и повстанческая армия Нестора Махно не преследовали белых, дав им возможность уйти в порты. Было ли это сделано по приказу командующего советским Южным фронтом Михаила Фрунзе, проявившего таким образом свою добрую волю, или же войска остановились сами, не желая нести новые потери, когда в этом уже не было острой необходимости, — на данный вопрос у историков до сих пор нет однозначного ответа. В общем, добивать отступившего противника красные отчего-то не стали. 12 ноября им вообще был предоставлен день отдыха. В следующие дни победители Гражданской войны вели неспешное наступление на крымские города, вступая в них без боя.
16 ноября 1920 года из Крыма ушли последние корабли.
В общей сложности из Крыма на 126 судах были вывезены 145693 человека, не считая членов команд. В пути из-за разыгравшегося на Черном море шторма погиб миноносец «Живой». Все остальные благополучно прибыли к месту назначения. Командир эсминца «Дерзкий» Николай Гутан в своих воспоминаниях назвал эвакуацию «хорошо проведенной и беспримерной в истории». По его словам, посадочных мест для всех желающих покинуть Крым все равно не хватало — и на многие корабли грузили больше людей, чем было положено.
«После недавних жестоких морозов вновь наступило тепло, на солнце было жарко. Море, как зеркало, отражало прозрачное голубое небо. Стаи белоснежных чаек кружились на воздухе. Розовой дымкой окутан был берег. В два часа дня «Waldeck-Rousseau» снялся с якоря, произведя салют в 21 выстрел — последний салют русскому флагу в русских водах, — рассказывал Врангель в своих мемуарах. И продолжал: — Спустилась ночь. В темном небе ярко блистали звезды, искрилось море. Тускнели и умирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний... Прощай Родина!»
Этим драматическим событиям один из эвакуировавшихся офицеров, поэт Николай Туроверов посвятил свои строки:
«Уходили мы из Крыма / Среди дыма и огня; / Я с кормы все время мимо / В своего стрелял коня».
После прибытия Русской армии в Константинополь французские оккупационные власти определили местом размещения донских казаков Чаталаджу, а кубанских отправили на остров Лемнос. Основная группа войск встала военным лагерем в Галлиполи. Несмотря на тяжелейшие условия в глухой степи, кишащей лишь змеями, плохое отношение недавних союзников и жизнь впроголодь, закалившиеся в боях белогвардейцы старались не падать духом.