Цивилизация
Сначала о том, что будет. Шекспировский балет стоит смотреть — его поставил Джордж Баланчин, маг и волшебник мирового балета, русский американец, родившийся в Петербурге и учившийся в Императорском балетном училище. Потом было бегство из революционной страны, работа в антрепризе Дягилева — и приглашение в США, где на Баланчина возложили задачу: ни много ни мало создать американский классический балет. И он создал, да так, что балеты Мистера Би и спустя много лет после его смерти идут по миру.
Миланский театр приобрел один из немногих сюжетных спектаклей Баланчина, поставленный на музыку Мендельсона (да-да, «Свадебный марш» будет, и как раз на свадьбе).
Параллельные истории любви жителей фэнтезийных Афин и страсти мира духов-фэйри хореограф использовал как повод для изумительных танцев, от которых разбегаются глаза: танец комический и лирический, нежный и торжественный, характерный и академический. Всякий.
«Эксельсиор» — вещь по-своему тоже изумительная. Это реконструкция итальянского балета 1881 года, и такого сгустка глупости на квадратный сантиметр надо поискать.
Но в этом есть притяжение для многих современников: в определенных художественных кругах сейчас модно умиляться китчу — чем больше, тем лучше. А старинная балетная феерия по определению подарит тонны. Таков уж этот жанр. Самое парадоксальное, что «Эксельсиор» возник из комплекса вины. Его автор Луиджи Манцотти на практике усилил несообразности позднего балетного академизма. А в теории он, наоборот, хотел расправиться с распространенным мнением, что балет — формально бесполезное украшение.
К концу XIX века канули в Лету времена, когда романтические спектакли (типа «Сильфиды» или «Жизели») входили в резонанс с общественным мнением.
В эпоху тургеневского Базарова все мечтали резать лягушек и приносить конкретную пользу. Классический балет, с его идеальными вневременными флюидами, в таком деле не помощник. На улице могло твориться черт знает что, а российский Императорский театр жил замкнутой красивой жизнью и не вел ни ухом, ни рылом.
Вот представьте себе: актуальные художники того времени — передвижники, о которых активно спорят, будоражат общество обличением его пороков. На свет рождается «Последний кабак у заставы» или на худой конец «Неравный брак». А балет исправно выдает какую-нибудь «Голубую георгину» или «Дочь фараона», где пляшет ожившая египетская мумия. Недаром это отвлеченное от буквальной реальности искусство ненавидели революционные демократы. Некрасов и Салтыков-Щедрин посвятили ему много негодующих и язвительных строк. Почти никого не волновало, что главная ценность балета – не в либретто, а в танце. Позитивистское сознание такие истины не приемлет.
В Италии к моменту создания «Эксельсиора» было то же самое, только хуже.
Увлечение прямолинейными аллегориями перешло все границы, бессюжетных балетов тогда не ставили, процветала чистая развлекательность. Смысл постановок понемногу утек в никуда, поскольку уровень хореографии резко упал. Но общественный темперамент балетмейстера Луиджи Манцотти не позволял примириться с тем, что танец в «Ла Скала» считался второсортным приложением к опере. Манцотти не думал реформировать лексику, композицию и режиссуру балета. Он, как и Некрасов, наивно полагал, что дело в литературном содержании. Замените сильфиду на паровоз — и сама собой появится актуальность. Так новое вино влили в старые мехи. И не беда, что ловкий автор использовал идею «пропагандистского балета» для создания выгодного коммерческого шоу. В 1974 году хореограф Уго дель Арра как мог восстановил (точнее, стилизовал) масштабный спектакль. Убрав при этом многих из 600 персонажей и сократив живых волов, слонов и лошадей, наводнявших премьеру.
Развеселый туризм по странам и эпохам начинается с Испании времен инквизиции. На авансцене корчится мужская фигура в черном трико с нарисованным спереди скелетом. Это Обскурантизм, который держит в оковах Свет прогресса – девицу на пуантах и в белом платье. Конечно, оковы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа.
Вы увидите густонаселенный Дворец гениев, где пляшут достижения цивилизации в псевдоантичных одеждах – Наука, Индустриализация, Изобретение, Земледелие;
танец достаточно виртуозный — в эпоху создания «Эксельсиора» итальянские балерины славились техникой. Обскурантизм мешает применению чудо-новинки — парохода, пытается предотвратить изобретение электрического разряда, негодует по поводу открытия Суэцкого канала и противодействует копанию тоннеля через Альпы. Но молодая и красивая Прогресс все время ему мешает.
Танцуют моряки и солдаты, арабы и европейцы, рабы и горняки, почтальоны и поселяне. Бодро шастают кафешантанные красотки в дезабилье и юноши в облике телеграмм-молний.
Свет высоко поднимает ногу и кончиком пуанта почти бьет разъяренный Обскурантизм по лбу. В финале земля под злодеем расступается, и Гений зла проваливается в преисподнюю.
Объединенная Европа (то есть дефиле разодетых девиц с национальными флагами в руках) ликует. Ну чистый Дубоссарский. Или Комар и Меламид. Только, кажется, всерьез.
Все это длится под музыку (польки, марши и галопчики), рядом с которой «Чижик-Пыжик» – мелодия на века. Пестрейшая сценография вырви-глаз, конечно, типична для времени создания. Кто-то этим умилится: ах, эклектика! Но не всякая эклектика хороша лишь по факту исторического существования. И впечатляет убийственная сдержанность, с которой миланская труппа проделывает этот канкан, словно перед нами священнодействие, а не картинка для релакса.
Беда в том, что «Эксельсиор» способен основательно подпортить репутацию классическому балету. Теперешняя «продвинутая» молодежь и так в балет не ходит: больно старомодное искусство, к тому же требующее невиданного для поколения соцсетей усилия – неторопливого созерцания. А тут еще лубочное ревю, в котором что ни мысль, то умора. С другой стороны, смех этот опус и спасает. В Большом театре не часто удается от души поржать.
