Цивилизация
Рыночный бум, связанный с современным китайским искусством, еще недавно определял интересы многих галеристов и арт-дилеров на Западе. Нынешняя выставка в Москве — прямой отголосок этого тренда, о будущем которого никто теперь не возьмется сказать определенно. Зависит от глобальной экономической ситуации.
Но за то время, когда цены на китайский контемпорари-арт росли как на дрожжах, некоторые из авторов доросли до статуса живых классиков. Чжан Хуан из их числа.
Он начинал лет пятнадцать назад с экстремальных перформансов. Обмазавшись медом, завлекал собою бесчисленных мух или еще «работал языком» внутри большого колокола. Фотодокументация некоторых его перформансов фигурирует на выставке — например, кадры коллективного погружения единомышленников Чжан Хуана в пекинский пруд с целью подъема уровня воды. Но это, скорее, очерки бэкграунда. В последнее время художник, успевший пожить в Нью-Йорке, а затем перебравшийся в Шанхай, занят вещами совсем другого характера. Он производит картины и скульптуры из пепла, создает иные рукотворные арт-объекты, даже не прочь порисовать тушью на бумаге — прямо как традиционный китайский автор. Надо полагать, годы берут свое: в разных смыслах. организм уже не так прочен, чтобы устраивать над ним публичные эксперименты, а душа тянется к чему-то вечному.
Из коровьей шкуры, повешенной на стене, проступает выпуклый лик Будды. Не сказать чтобы получился какой-то богослужебный предмет, но и на шутку не похоже. Карабкается вверх по дереву белый осел с перьями на спине — вроде прикол, однако же и притча одновременно. Многометровые панно покрыты пеплом, из которого могут складываться смутные изображения (например, на картине «Военные учения на море» угадываются очертания кораблей), а иногда это всего лишь фактура. Даже не абстракция, а просто поверхность. Из того же пепла ваяются бюсты — почти настоящие скульптуры. Тушевые олени, тигры, птицы и рыбы отличаются от архаической китайской живописи лишь едва уловимыми мутациями стиля. Короче, нынешний Чжан Хуан — совсем не то что прежний. Остепенился, замедитировал, припал к традициям — кстати, не только к китайским, но и к европейским.
Скажем, знаменитый немец Гюнтер Юккер лет тридцать назад тоже использовал пепел для своих модернистских опусов.
Или же нет никакой реальной эволюции, а есть лишь коррекция имиджа? С современным искусством в этом отношении непросто, практически ни за чью искренность нельзя поручиться. Хотя в случае с Чжан Хуаном перемены выглядят психологически достоверными. Вряд ли бы он из сугубо рекламных соображений решил на годы забросить свой прежний жанр и переключиться на создание объектов. Что-то у него внутри, должно быть, щелкнуло. И результаты этой трансформации представляются небессмысленными — правда, для полного их осознания одной московской гастроли маловато. Просто не набирается нужного объема вещей, чтобы оценить масштаб творческой реформы. Но, по крайней мере, один из распространенных мифов оказывается поколеблен: будто китайские художники способны передвигаться по арт-сцене лишь гурьбой и делать готовы только то, чего ждет от них западный потребитель. Похоже, бывают у этих ребят и персональные муки творчества.
