Цивилизация
Если посмотреть на вопрос об открытии Пиросмани прозаически, то его, это открытие, можно считать нашим ответом французским авангардистам с их культом Таможенника Руссо. Интерес к примитиву в начале прошлого века буквально витал в воздухе, народным искусством вдохновлялись самые передовые художественные течения. Если бы Пиросмани не существовало, его стоило бы придумать. Однако же он существовал в реальности – и, более того, в определенном смысле перерос контекстные рамки, которые ему изначально задавались. Спроси сегодня у рядового зрителя, кто такие были братья Зданевичи или Михаил Ле-Дантю – ответ услышишь едва ли. А Пиросмани – давно уже популярный бренд, в массовом сознании практически не связанный с футуристами.
Легенда пережила своих создателей, так часто бывает.
Трудно вообразить, что творчество Николая Аслановича Пиросманашвили могло остаться неизвестным для потомков. Между тем, именно такой исход был самым вероятным. Шансов достичь мировой славы у этого художника было гораздо меньше, чем один на миллион. Талант, который нынче всем очевиден, никогда бы не получил широкого признания, когда бы не энтузиазм юных авангардистов – упомянутых Ильи и Кирилла Зданевичей вместе с Михаилом Ле-Дантю. Их тифлисские каникулы (дело было весной 1912 года) оказались тем фактором, который сыграл в карьере Пиросмани роль божественного провидения. Кстати, последствия внезапной популярности были довольно плачевными. Вскоре после того, как Илья Зданевич опубликовал хвалебную статью о художнике в грузинской газете, в прессе появилась издевательская карикатура, недвусмысленно дававшая понять – не по Сеньке шапка. На Пиросмани начали показывать пальцем, смеялись и в спину, и прямо в лицо: мол, нашелся тоже великий живописец.
Говорят, по этой причине последние годы жизни Пиросмани провел в депрессии.
Сам он славы не искал и, скорее всего, даже о ней не задумывался. Ситуация ведь была принципиально иной, чем сегодня, когда любой уличный граффитист может запросто оказаться дорогостоящим автором в респектабельной галерее (например, это совсем недавно случилось с лондонским художником Banksy). Тифлисскому вывесочнику сто лет назад такое на ум прийти просто не могло. Пожалуй, именно из тогдашнего статуса Пиросмани вытекает его прославленная незамутненность взгляда. Он работал для людей, живших вокруг него, и не адресовал своих работ никому другому. Если написано на вывеске «Холодный пиво и креп. напитков», значит, такую надпись и заказывали – кому надо, тот поймет. И сюжеты для произведений выбирались с учетом вкусов аудитории.
А каких же еще?
Оказаться непонятым завсегдатаями духанов – значит, добровольно вышвырнуть себя из профессии. Этот момент стоит учитывать, глядя на работы «кинто Николая», как его называли. Он был наивным художником не более и не менее, чем диктовали жизненные обстоятельства.
Впрочем, восторги футуристов по его поводу выглядят совершенно оправданными. В конце концов, существовали в Тифлисе и другие вывесочники, можно было бы пальцем ткнуть в кого угодно. И привезти в Москву на авангардную выставку «Мишень» какие-то иные опусы – они бы все равно сгодились для идейной манифестации. Правда, в таком случае и известность оказалась бы мимолетной. Качество живописи Пиросмани со временем стало работать само по себе, без футуристических подпорок. В анналы истории искусства просто так не записывают.
На выставке в «Проуне» собраны два десятка произведений Пиросмани – исключительно из частных коллекций.
В музеях их гораздо больше, но публичные показы из тамошних фондов устраиваются нечасто, так что есть хорошая возможность увидеть оригиналы хотя бы в камерном формате. Эти работы написаны на картоне или на клеенке, изредка на жести. Несмотря на заглавие экспозиции, «кутежей» здесь совсем немного, хотя именно в застольном жанре Пиросмани проявил себя ярче всего. Зато есть произведения другого рода – иногда мистические, как «Пасхальный барашек», или даже трагические, как диптих с «Раненым солдатом» и «Сестрой милосердия». Присутствуют и знаменитые пиросманиевские животные с человеческим взглядом. Есть и вывески – типичные образцы заказного творчества. Но загадка этого художника обычно кроется все-таки не в сюжете, а в пластических решениях – столь же странных, сколь и берущих за душу.
Устроители могли бы ограничиться персональным шоу, однако поступили тактически более выигрышно.
Рядом с работами Пиросмани представлены рисунки, книги и архивные материалы, имеющие отношение к тем футуристам, которые и выступили когда-то первооткрывателями гения-самоучки. Таким образом, зафиксирован момент, когда устремления интеллектуалов совпали на короткое время с фольклорными тенденциями. Потом они не раз будут сходиться и расходиться, но под народным творчеством тогда станут подразумеваться уже совсем другие дела – скажем, искусство психически больных или опусы заключенных. Футуристы же не искали «фишек», они надеялись припасть к истокам изобразительности. Им многое удалось – кроме той пронзительности, которая есть у Пиросмани. Увы, через умственные усилия такие качества не достигаются.
