Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Костыли для иерархов

О делах церковных в наших СМИ говорят в основном в связи со скандалами: кто-то из иерархов или священников сказал какую-то глупость, кто-то демонстративно наслаждается люксовым сектором потребления, а порой то и другое сразу. Вот вам и все новости церковной жизни. Церковные СМИ, в свою очередь, отвечают сугубым гламуром и официозом. О глубинном нигде не принято задумываться.

Но есть некий общий мотив во всех этих новостях: сближение и уже почти сращивание церкви с государством. И даже не очень понятно почему: вроде бы и государство не ставит, как при Петре, своего обер-прокурора над Синодом, да и иерархи постоянно говорят о независимости. А вот на практике — то закон о защите чувств, то неумеренные здравицы в адрес начальствующих, то присутствие людей в рясах буквально на любом мероприятии одесную от губернатора-мэра-директора.

В стране, конечно, есть идеологический вакуум. Вот в СССР было понятно, ради чего терпели: мы строили самое справедливое в мире общество, мы были авангардом планеты всей. Теперь мы вроде как ее арьергард, отбиваемся от наседающих со всех сторон либералов и геев, но это куда менее убедительная и привлекательная позиция. А общие слова о патриотизме и духовности слишком неконкретны. Вот и получается, что

православный дискурс как бы прикрывает эту наготу, как прикрыли наготу захмелевшего праотца Ноя его благочестивые сыновья Сим и Иафет.

Но зачем это иерархам? Почему последние сто лет в России церковная администрация при любом раскладе, кроме лютых гонений (при которых эта администрация фактически исчезает), ищет империю, на которую могла бы опереться? Неважно, коммунистическую или формально демократическую. Но без империи она — как одноногий без костылей.

Вроде и опыт 1917 года показывает, как страшно привязываться к конкретным земным властям. И во многих иных странах обходятся православные без этой привязки — да и у нас старообрядцы живут триста с лишним лет без нее и не утрачивают своей идентичности. Значит, могут обойтись. А почему не хотят?

Говоря о церкви, у нас привычно имеют в виду епископов, священников и сотрудников синодальных учреждений. Все остальные в лучшем случае — «прихожане». Они как пришли в храм (булочную, прачечную, библиотеку), так и ушли из него, удовлетворив свои религиозные потребности.

И практически никто никогда не говорит о «мирянах» или «верных», а тем более — о «народе Божьем», как назывались верующие в Новом Завете и в святоотеческой литературе.

Меня самого не раз спрашивали: «Ну а вы-то чего не рукополагаетесь?» Дескать, зачем оставаться по другую сторону иконостаса, когда все действительно важное происходит в алтаре? Я отшучивался: лучше буду хорошим филологом, чем плохим священником. Вариант «мирянского призвания» даже как-то не обсуждался всерьез: что можно занимать место не в алтаре и не на клиросе, не в епархиальном управлении и не в воскресной школе и быть при этом полноценным и активным членом церкви.

А на одной ноге — клерикальной, административной, иерархической, как хотите назовите, — далеко не ускачешь без имперских костылей. Впрочем, и с ними далеко не ускачешь на одной ноге. Хотя пока вроде бы все стабильно и всем удобно. Или не всем?

Удобно государству: всегда понятно, кто главный «по духовности» и с кем договариваться.

Удобно потребителям религиозных услуг: внес свои пожертвования, получил потребное, ни за что не отвечаешь.

Удобно и иерархам отождествлять себя с Церковью (с большой буквы) и рассуждать о себе как об эксклюзивных распорядителях благодати, считая любую критику в свой адрес богохульством и богоборчеством.

Неудобно разве что низовому духовенству. С одной стороны, на него давит властная вертикаль, тяжелеющая год от года. В последнее время стали говорить о «профессиональном выгорании», даже об оставлении священного сана. Но патриарх ясно ответил на все сомнения, обращаясь к одному из епископов: «Не может быть у священника никакой усталости от службы, никакого выгорания. А если кто-то устает и выгорает, вы таких приглашайте к себе и давайте им в два раза больше обязанностей. Тогда всякое выгорание проходит и снова появится энтузиазм».

А с другой стороны — зыбкое и переменчивое море прихожан (которые при ближайшем рассмотрении оказываются порой захожанами, а то и вовсе ухожанами), по своему требовательное и не склонное к принятию ответственности. Другая нога, которой нет.

Правда, священнический путь сегодня — один из немногих сохранившихся социальных лифтов. Собственно, другой — это силовые структуры.

Так что парню из провинциального городка или деревни, из семьи без связей и капиталов дороги есть две, если хочет он вырваться из привычного круга: в армию и в семинарию. Там и там свои правила игры, там и там все меньше наивного романтизма и все больше циничного карьеризма. Что будет с церковью, когда окончательно уйдет в прошлое священство советской поры, заставшее опыт гонений, и подвижники девяностых, собственными руками восстанавливавшие храмы среди разрухи и пьянства? Честно говоря, прогноз у меня на этот счет довольно печальный.

Зато все стабильно и предсказуемо, не так ли? Нынешние чиновники, иерархи, да и просто многие граждане нашей страны, больше всего на свете боятся перемен и надеются, что их не будет.

Только… Мне ведь еще нет пятидесяти, но, когда я заканчивал школу (июнь 1985-го), СССР цвел и пах, как при Леониде Ильиче, с государственным атеизмом во всех присутственных местах. А что Михаил Сергеевич его развалит, нам на политинформациях не доводили.

Когда родилась моя первая дочь (Крещенский сочельник 1987-го), я ходил в церковь мимо комсомольских патрулей и ужасно боялся встретить знакомых — это был бы конец учебы в МГУ и всякой возможной карьеры навсегда.

Когда я дембельнулся (май 1989-го), вся страна прилипла к экранам телевизоров и любовалась всесоюзным митингом под названием «съезд народных депутатов». Я снялся с комсомольского учета в армии и нигде на него не встал, и никто не задавал вопросов. А в храмы валили толпы.

Когда родилась моя вторая дочь (январь 1991-го), вся наша страна гадала, какими будут ее границы к концу года. Оказалось — никакими. Страны не стало.

Когда родился мой сын (июнь 1999-го), я не знал фамилии Путин, и, если бы мне тогда сказали, что вся власть будет отдана Ельциным кадровым чекистам, я бы рассмеялся. Сказал бы, что скорее он бросит пить.

Мне еще нет пятидесяти, и теперь меня уверяют, что другую половину жизни мне предстоит прожить без резких перемен. Наивные.

Новости и материалы
Российские войска продвинулись по всей линии фронта в ДНР
Стало известно о возможном визите Путина в Китай
Ученые выяснили, какой белок способствует метаболическому эффекту потери веса
Глава МОК: если спортсмены поддерживают действия правительства, они подвергаются санкциям
В ГД прокомментировали призыв США Киеву отправлять на фронт больше украинцев
Лукашенко рассчитывает на продолжение совместных с РФ проектов по космическим полетам
В Чите 16-летний лихач устроил дрифт на школьном стадионе и попал на видео
МИД Молдавии выразил протест послу РФ из-за выборов в Приднестровье
Стало известно, почему умер тренер клуба КХЛ Кольцов
Роскомнадзор сообщил, сколько удалил фейков о выборах президента в России
В Госдуме хотят привлекать на СВО больше подследственных
Орбакайте планирует гастроли по США после отмены концерта в Кремле
Молодые люди воровали вещи из ПВЗ, выдавая себя за курьеров, и отдавали их в детский дом
Жена миллиардера Лебедева показала фото из молодости: «Три пера на голове и прыщавая кожа»
Председатель Евросовета призвал Европу готовиться к войне
В ФРГ рассказали о последствиях передачи Taurus Киеву для безопасности Германии
В Сибири дошкольница провалилась в трехметровый колодец рядом с домом
СМИ рассказали, какое оружие РФ наносит большой урон ВСУ
Все новости