Цивилизация
ХХ век дал ряд полезных ответов на эти вопросы. Один из них: при неопределенности помогает солидарность. То есть связанность людей общими ценностями, интересами, проблемами и задачами. Но в том же ХХ веке это слово прошло суровое испытание многозначностью.
«Солидарность» — писали на стенах анархисты и либертарные левые. Солидарность — вещали тоталитарные вожди от Владивостока до Лиссабона. А за океаном рабочие, помахивая бейсбольными битами, пели: «Solidarity forever — «Солидарность навсегда!»
Солидарность может быть орудием в разных руках. Оно служило советской власти. И польским рабочим, доказавшим, что солидарность — отличное средство борьбы с коммунизмом. Она вообще норма в здоровых или выздоравливающих обществах. А как с ней дела в России?
Последние месяцы богаты попытками защиты гражданами своих интересов и прав. В них участвуют шоферы, шахтеры, фермеры, рабочие «АвтоВАЗа», медики, ученые РАН, жители мегаполисов. Социолог Левада-центра Денис Волков считает: их объединяет общий базовый процесс — падение уровня жизни и обострение социальных конфликтов.
Фермеры Ставрополья, которых власть не спасает от разорения, идут «тракторным» маршем на Москву. Не доходят. Но вроде сдвигают дело с мертвой точки. Шоферы настаивают на снижении тарифов по «Платону» в 8–10 раз. В Сочи пенсионеры требуют бесплатного проезда. И его возвращают. Москвичи в Кускове, Кодашах, Тропареве, узнав о незаконных стройках, не пускают на них технику. И добиваются отмены.
Победить удается не всегда. Победы трудны. Они всегда результат коллективных действий, переговоров и сделок. Но не защищая права и интересы, их не заключить. А защита куда успешнее, если люди в разных местах, сферах и отраслях слаженно действуют, помогая друг другу.
Таких примеров в России мало. Но спад все круче. А власти все сложнее выполнять ее обещания.
«Кризис кончится через два года», — внушили россиянам в 2014-м. С тех пор социальный мир стоит на этой вере. Но она иссякает.
Отсюда и «так называемая стабильность», и «неопределенность». Ее рождает падение доверия к власти (оно уже на докрымском уровне) и страх перед будущим, чреватые протестами.
Но не теми, что памятны по 2011–2012 годам. Тогда доля протестующих с доходами выше средних составила 25%. А в Москве — до 50%. Многие прежде митингов избегали, но их увлекла волна недовольства. Выплеск энергии спал. Люди ушли с улицы в апатию. И вернуться не обещали.
Бюджетники заключили своеобразный контракт: покой и зарплата в обмен на протест. Одно время он соблюдался. Но нефть дешевеет. А в военных расходах участвуют все. И вот бедняков в стране уже 20 млн. А кризис уменьшает фонд покупки лояльности.
Бюджет науки сокращают. Не хватает денег на оклады ученых РАН. Их тратят на налоги, «коммуналку» и эксплуатационные расходы. Исследования без современных приборов и технологий невозможны, и ученые уходят.
Поэтому в сентябре Профсоюз работников РАН проводит серию выступлений. Против сокращения вложений в науку митингуют ученые в Пущино, Томске, Казани, Владивостоке, Нижнем и Москве. Они хотят спасти свои рабочие места и исследования — «показать власть имущим, что по их вине наука катится в пропасть». Их лозунг: «Нет развалу науки и массовым сокращениям!»
Но своего не добиваются. В одиночку это сложно. Им многие сочувствуют, но акций солидарности нет. Ведь их союз не входит ни в ФНПР, ни в Конфедерацию труда России (КТР), с которой наемные работники связывают сегодня все больше надежд.
Профсоюзы часто упрекают в пассивности, излишней осторожности, излишней лояльности власти. Но не все они таковы.
В КТР входит более 30 национальных и межрегиональных организаций в промышленности, на транспорте и в сфере услуг, созданных работниками в борьбе за социальные и трудовые права — за работу, ее хорошие условия, безопасность и оплату.
Профсоюз в постсоветской России — это ответ наемного труда на действия работодателей. Забастовки, пикеты и марши не самоцель, а инструмент в переговорах о том, чтобы трудовые отношения были взаимновыгодны.
Среди коллективных акций КТР — борьба питерских докеров за справедливый коллективный договор; акции работников «Сбарро» за выплату огромных долгов по зарплате; забастовка на складах автозапчастей ПДК (EMEX); борьба бригад скорой помощи в Уфе за зарплаты и рабочие места, а рабочих фабрики «Инмарко» в Омске — за повышение оплаты труда. Их сотни. И каждая достойна разговора. Ведь за ней в самом прямом смысле жизни тысяч людей и их семей.
Одна из недавних — пикет рабочих Ижевского нефтеперерабатывающего завода перед Домом правительства Удмуртии. Они заявляют: «Уже год нам не выплачивают зарплату… Наши семьи на грани нищенского, полуголодного существования. Если в течение двух недель задолженность не будет погашена, мы готовы перейти к более радикальным формам протеста...» И ведь и впрямь могут перейти.
На предприятиях транснациональных корпораций немного проще — менеджмент уступает чаще. И здесь важна солидарность — поддержка рабочих в других странах. Примеры — заводы «Форд», «Фольксваген», «Юнилевер», «Нестле». Но успехи — дело непростое и небыстрое. Так что борьба сотрудников «Сбарро» и «Данон» далека от завершения.
Солидарность работает не только в случаях с ТНК и крупными профорганизациями. Порой она играет ключевую роль и в отдельной человеческой судьбе. Например, рабочего из Якутии Валентина Урусова — создателя союза «Профсвобода» на ГОКе алмазного гиганта АЛРОСА в Удачном, где в 2008 году рабочие требовали улучшения условий труда.
А вскоре Урусова арестовали по подозрению в хранении наркотиков. Дали шесть лет. Освободили, пересмотрели дело и снова под стражу, смягчив срок до пяти лет.
Будь он один на один с мощной машиной управления, не собрал бы костей.
Но Валентина поддержала КТР. Ряд экспертов и организаций сочли дело сфабрикованным. В России и за рубежом свободы Урусова требовали рабочие, интеллектуалы, юристы и общественные деятели, включая главу Международной конфедерации профсоюзов Шарона Барроу. В справедливости дела усомнилась Международная организация труда, порекомендовав его пересмотреть. Заявление за освобождение Урусова принял Совет при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Его внес член совета президент КТР Борис Кравченко.
В 2013-м Урусов вышел на свободу. Он возглавляет Центр защиты профсоюзных прав.
Важный момент: лидер КТР входит в совет при президенте. То есть профцентр идет за пределы трудовых отношений. И в политику тоже. В Думу избран его вице-президент Олег Шеин, известный участием в сорокадневной голодовке протеста против нарушений на выборах в 2012-м.
Ныне мир сложнее, чем во времена лионских ткачей, Ленской стачки и битв за признание производственных союзов в США.
Те, кто готов и умеет защищать свои права, видят: эффективная политика — это политика согласования интересов. И место протестов в ней техническое. Способен ли на такую политику организованный труд? Видимо, да.
Правды ради признаем: проявления солидарности не часты в России. Примеров не так много. Но, похоже, в условиях «так называемой стабильности» «людям, живущим в неопределенности», без солидарности не обойтись.
