Цивилизация
Сравнивая две страны — Польшу и Украину, — нетрудно понять, почему у украинцев все трещит по швам (по крайнем мере на данном этапе), а у поляков получилось создать единое национальное государство, которое стало частью западного мира. Причем пройти этим путем относительно бескровно. Если сравнивать, теперь мы точно знаем, как может выглядеть братоубийственная война в центре Европы, чего Польше 1980-х удалось избежать.
Исходные условия изначально были, конечно, разными. К началу 1980-х годов Польша стала мононациональным государством, в котором практически не осталось национальных меньшинств, являвшихся отличительной чертой довоенной Речи Посполитой и вопреки прекраснодушным воспоминаниям о том времени создававших много проблем для правящего класса тогдашней Польши.
После войны это была уже другая страна, этнически чистая, где собрались поляки из бывшего Советского Союза. Важным и очень существенным фактором, объединявшим Польшу на том этапе, была не только Римско-католическая церковь (на нынешней Украине такой скрепы нет), но и новое Войско польское, сформировавшееся после Второй мировой войны. Практически каждый поляк проходил эту школу жизни по советскому образцу, и капрал Лех Валенса, хотя и был бунтовщиком, испытывал естественное чувство субординации по отношению к генералу Ярузельскому.
В весьма разношерстном движении «Солидарность» были не только экстремисты-радикалы, но и те, кто хотел идти ненасильственным путем и всячески его отстаивал. Когда на Майдане в Киеве прозвучали выстрелы, я вспомнил историю с известным деятелем «Солидарности» Збигневом Буяком, прославившимся тем, что за все время военного положения в Польше его так и не смогли поймать и арестовать.
Так вот как только у польского оппозиционного подполья появилось оружие (а правительство Ярузельского в то время очень хотело доказать, что оппозиция готовит насильственный захват власти и применит оружие, сегодня даже говорят, что оружие могло поступить от внедренных в оппозицию провокаторов), Буяк стал собирать ружья в сумки и топить их в Висле. «Кровопролитие — это самое последнее, что нам сегодня нужно», — говорил он при этом.
Когда я слушал выступление Януковича 22 февраля 2014 года, где он жаловался, что его машину обстреляли, я, естественно, вспоминал речь генерала Ярузельского от 13 декабря 1981 года, когда он железным и ледяным тоном, произнося выверенные слова, взял на себя всю ответственность за военное положение.
В Польше того времени существовал политический лидер, который смог взять на себя ответственность за сохранение единства страны и предотвращение братоубийственной войны. На Украине такого лидера не нашлось. Власть для Януковича, судя по всему, была исключительно средством личного обогащения. Впрочем, участники Майдана и киевских протестов догадывались об этом давно. Именно это и вызывало протесты: в то время, когда страна стоит на грани банкротства, правящая верхушка строит себе резиденции в заповедных зонах Крыма.
Еще одно важное отличие Польши от Украины 2014 года — это, конечно, законопослушание и политическая культура, способность договариваться и идти на компромисс, ощущение, что все граждане страны — единая нация. В декабре 1981 года при всех беспорядках и продолжавшихся демонстрациях протеста польское общество подчинилось решению военной верхушки, которую теперь принято называть военной хунтой Ярузельского.
Как и на Украине, в Польше далеко не все симпатизировали лидерам народной революции. Председателя профсоюза «Солидарность» Валенсу многие считали демагогом и бездельником. В фильме Анджея Вайды «Валенса» есть такая сцена: когда профсоюзного лидера арестовывают и везут в место интернирования, он говорит конвою: «А что, если я сейчас открою окно и закричу: братья, они арестовали вождя революции?» «Попробуй!» — говорит офицер охраны. Валенса открывает окно и кричит. Стоящие у обочины крестьяне набрасываются на него с криками: «Так это все из-за тебя, сукин сын!» Коновою еле удается отбить Валенсу от народного гнева.
То, что Украина разделена и многонациональна, всем известно. К 2014 году там, особенно на западе страны, но не только, сформировалось новое, молодое поколение, привыкшее жить не по советским правилам, а по новым законам, воплощение которых они видели в процветающей и благополучной Европе. Они не хотят видеть Ленина в центре главной площади своего города. Как сказал один юноша в Харькове, «присутствие статуи этого человека негативно влияет на психику и сознание»: «Даже когда мы его не замечаем, он все равно влияет на нашу жизнь». К этому мнению стоит прислушаться.
В других частях Украины оказался слишком крут советский замес. И постсоветские фантомные боли там очень сильны. Если кто не помнит, какой ценой устанавливалась советская власть в Крыму, как расстреливали на ялтинском молу белых офицеров, как выселяли народы Крыма и заселяли благодатный край теми, кто был готов поехать в чужие пустые дома, тот не должен удивляться, почему глава правительства Крымской автономии сегодня призывает к спокойствию.
Происходящее в Крыму осложняется присутствием крымско-татарской общины — коренного народа Крыма, который однажды лишили родины и который сохраняет лояльность новой Украине и ее государственности. И ни в какую Россию не пойдет.
Конечно, когда в 1988 году поляки начали готовить переговоры власти и оппозиции, получившие название «круглого стола», противников этой затеи было очень много. В самой Польше сидели представители так называемого партийного бетона в контрразведке и госбезопасности, которые страшно боялись потерять власть. В оппозиции были радикалы, которые говорили, что ни на какие переговоры с властью идти нельзя, потому что это предательство.
Важно, что к этому моменту поляки получили благословение из Москвы. Экспериментатор Горбачев понимал, что система оказалась в глубоком кризисе и нужно попытаться осторожными, медленными шагами что-то в ней изменить. На него оказывал давление Ярузельский, который уже не выпрашивал деньги, как Янукович у России (впрочем, у Советского Союза в 1986 году денег просто не было), а просил согласия на политические реформы. И получил их.
Из Москвы внимательно следили, как развиваются дела у поляков с их «круглым столом», смогут ли коммунисты поделить власть с оппозицией. Они смогли, пришли к компромиссу. Поляки проявили ответственность и за свою страну, которую они хотели видеть суверенной и единой, и за свой народ, который не должен был быть разделен.
В последнее время я часто вспоминаю слова своего первого шефа в редакции соцстран ТАСС: «Запомните, все поляки мазаны одним миром, и все они заодно: что Ярузельский, что Римский папа Войтыла». Сегодня я думаю, что в этом есть немалая доля правды. Именно потому они и смогли договориться.
Украинцы пока не нашли лидера, который был бы способен на компромисс во имя единства страны. Им предстоит трудная дорога. Но что-то мне подсказывает, что они способны на национальное объединение, это показали и похороны убитых на Майдане. Помню слова украинского экскурсовода, которые я услышал на Лычаковском кладбище во Львове, где похоронен польский драматург XIX века Александр Фредро: «Нам, украинцам, следует поучиться у поляков любви к истории своей страны и способности объединяться».
