Цивилизация
Деление мира на Запад и Незапад существует давно — в планетарном измерении со времен великих колониальных империй XIХ – первой половины ХХ века, а может быть, и еще раньше. В те времена Запад, безусловно, доминировал над остальной частью мира во всех отношениях – политическом, военном, экономическом и технологическом. Доминировал как центр целеполагания человеческой цивилизации и был для очень многих образцом для подражания. Был, правда, в мировой истории имевший под собой мощную идеологическую основу период противостояния двух сверхдержав, который на полвека оттеснил на второй план деление планеты по принципу «Запад – Незапад». Но после распада Советского Союза и социалистической системы в 90-е гг. прошлого века все, казалось, встало на свои места. Но спустя несколько лет буквально на наших глазах ситуация стала меняться.
Право Запада на целеполагание в глазах значительной части населения нашей планеты, по крайней мере, оказалось поколебленным.
Все больше государств, относящихся к Незападу, стремятся стать (и становятся) самостоятельными в экономическом и военно-политическом отношении игроками. Сокращаются и возможности Запада влиять на внутренние процессы в государствах Незапада. Только что мы стали очевидцами, как во время недавнего политического кризиса в Мьянме, где правящий военный режим жестоко подавляет протестные выступления буддийских монахов и сторонников демократических перемен, попытки Запада ввести международные санкции против этого режима были легко заблокированы влиятельными государствами Незапада. Что-то похожее происходит в Судане, где те же «незападные» игроки неоднократно помогали правящему режиму уйти от масштабного международного вмешательства из-за кровавого конфликта в провинции Дарфур.
Изменение балансов во взаимоотношениях Запада и Незапада обусловлено причинами как текущего, так и более долгосрочного характера. К текущим следует отнести не только ослабление военно-политической мощи США в результате неудачной войны в Ираке, но и нестабильность мировой финансовой системы, которая ставит в наиболее уязвимое положение как раз большую часть государств Незапада с их слабыми и зависимыми национальными экономиками. Долгосрочная причина заключается в том, что на Незападе к началу ХХI столетия выросли собственные экономические гиганты – Китай и Индия, к которым в ближайшее время могут подтянуться и другие крупные государства. А это означает, что в мировой политике и экономике появился новый центр влияния, с которым уже нельзя не считаться.
В отличие от Запада страны из другой части мира не выдвигают проектов глобального развития и обустройства мира в наступившем веке.
Хотя и могут высказывать собственные суждения и предложения к этим проектам, когда таковые поступают из западных столиц. Но в целом их цели в мировой политике пока носят ограниченный характер и подчинены в первую очередь задачам национального развития. Одним государствам для решения этих задач нужен прежде всего доступ к топливно-энергетическим ресурсам, другим – к западным технологиям, а третьим, как уже упоминавшемуся военному режиму в Мьянме, – просто чтоб его не трогали. В этих условиях страны Незапада вопреки некоторым «геополитическим» представлениям и не мечтают о конфронтации с Западом, с которым их связывают многочисленные узы современной глобальной экономики. И, тем не менее, глобализирующийся, казалось бы, становящийся все более целостным мир в условиях, когда взамен распавшегося прежнего биполярного ялтинско-потсдамского миропорядка был создан новый, приемлемый для большинства государств, на самом деле все более разделяется на две отдаляющихся друг от друга части. С разной повесткой дня, взглядами, а то и системой ценностей.
При сохранении этой тенденции водораздел между Западом и Незападом может пройти по территории некогда являвшихся едиными политико-географических регионов мира, как, например, постсоветское пространство.
Здесь значительная часть стран сознательно отнесла себя к Незападу. При этом режимы, выбирающие подобную самоидентификацию, опираются либо на безразличие населения к этому вопросу, либо на его прямую поддержку. Но водораздел проходит не только на основе критерия самоидентификации. Гораздо более серьезную основу для различий составляет способность народов и правительств на практике (а не на словах) следовать определенной системе ценностей, которые часто называют или ассоциируют с западными.
Наглядный тому пример — последние события в двух постсоветских странах, несколько лет назад провозгласивших в ходе «цветных революций» в качестве главной цели развития интеграцию в западное сообщество. На Украине, что бы ни говорили скептики о сохраняющемся расколе нации, недавние парламентские выборы все-таки продемонстрировали пусть медленное, но движение в направлении демократических форм общественной организации. Ведь наличие реального выбора, нежелание зацикливаться на поддержке какой-то одной политической силы, даже если результаты ее деятельности и связаны с определенными успехами, – это и есть пусть неяркие, но все же реальные критерии продвижения по пути демократического развития.
В Грузии же, напротив, президент, постоянно заявляющий о своей приверженности демократическим ценностям, не нашел ничего лучшего, как с ходу упрятать за решетку оппонента, решившегося на открытую критику главы государства.
Аргументы, которыми оперировали грузинские правоохранители, явно смахивали на те, которыми пользуются их коллеги из незападной части мира, когда хотят избавиться от политических конкурентов.
Еще немного – и, как в великом фильме Тенгиза Абуладзе, прозвучало бы обвинение, что подозреваемый рыл тоннель от Бомбея до Лондона... Разрыв в ценностях (не декларируемых, а реализуемых на практике), если он к тому же ляжет на стремление правительств незападных стран минимизировать возможный ущерб от мирового финансового кризиса с помощью различных полуавтократических и полуизоляционистских мер, лишь усилит намерение этих государств двигаться «собственными» путями развития.
И в этом плане российские изыскания на тему «суверенной демократии» окажутся отнюдь не уникальными.
Уже сейчас некоторые страны Азии, ранее успешно продвигавшиеся «на Запад», опасаясь новых волн мирового кризиса, в стремлении минимизировать их последствия для национальных экономик все больше закрывают свою экономику. Подобные изменения, вполне вероятно, могут повлечь за собой и претензии на особые политические модели развития. И «демократия процветающей дисциплины», предложенная мьянмарскими военными, по-видимому, не последний подобный пример.
То, как долго Запад и Незапад станут отделяться друг от друга, во многом будет зависеть от двух факторов. Во-первых, пока не удастся создать и закрепить в соответствующих правовых формах и международных институтах новый мировой порядок взамен нынешней неопределенности,
порядок, в равной степени признаваемый всеми государствами (и, стало быть, легитимный), участвующими в мировой политике.
И, во-вторых, когда стремление многих незападных стран продемонстрирует исчерпанность их национальных моделей, при которых для решения задач национального развития значительный упор делается на собственные силы и местную специфику. До этих времен раздваивающаяся целостность современного глобализирующегося мира в политическом плане не только сохранится, но и, вполне вероятно, усилится.
