Цивилизация
Некогда в крестьянских избах в горнице непременно имелся красный угол. Под иконкой уютно теплилась лампадка — в масло окунался фитилек и горел негасимо. Место было оберегаемое, без красного угла могла в дом повадиться нечисть. Поговорка «святых выноси» и означала: прежде другого в случае беды надо спасти семейный образок святого. Однако мы знаем, что не все русские оказались богобоязненны, и кадры хроники разрушения храмов в 30-е годы и сегодня вызывают содрогание при виде всей меры способностей нашего народа-богоносца к святотатству.
При коммунистах, понятно, домашние красные углы из моды вышли и лампадки погасли. Зато в организованном порядке стали заводить так называемые красные уголки (и здесь забавна уменьшительная форма — чтоб не повторяться, наверное, и не путаться). Храмами теперь служили ленинский Мавзолей, Дворец съездов, здание ЦК КПСС на Старой площади. А красные уголки — советские молельни — устраивались по месту работы: украшены они были бородатыми портретами основоположников, в центре — генеральный секретарь в отдельной раме, на полках — марксистская литература и материалы съездов и пленумов. Ну и беллетристика — брежневская «Малая Земля», сменившая в более гуманитарные советские времена сталинский «Краткий курс ВКП(б)».
Такие уголки были при военных штабах, на заводах, при жэках. Это были коммунистические часовни, которые, впрочем, могли использоваться не только для большевистских камланий, но и, скажем, для целей исправления сбившихся с пути. Но применялись, конечно, не частные исповеди, а публичные меры воздействия, так называемые товарищеские суды. Если они проходили по месту жительства оступившегося — скажем, изменившего жене супруга, то суд проходил именно здесь, пред ликами советских святых…
Это было в недалеком прошлом, тем не менее все написанное выше может, допускаем, оказаться новостью для новых поколений. Потому что «население», как называли коммунисты свой народ, после падения советского строя столь же быстро и удивительно легко забыло недавних коммунистических святых, как семью десятками лет раньше отказался от святых христианских.
И вот теперь в бывших красных уголках — бильярд, бар или стриптиз. Но опять вошли в моду — помимо посещений храмов — киоты и маленькие часовни. И, скажем, даже в небольших больничных палатах красуется текст Нагорной проповеди на стенке, дешевый картонный Спаситель, веточка хвои. Верить стало официально обязательно, как некогда молиться на Маркса-Энгельса. Естественно, в одну воду второй раз не войти: при том что считают себя православными больше половины населения, к причастию ходят лишь около трех процентов…
На фоне всего этого довольно нелепо звучит дискуссия о том, вводить ли в школах наравне с другими предметами закон Божий.
Совсем недавно министр образования и науки Андрей Фурсенко удостоился аудиенции у патриарха. И поутихшая было за последние два года дискуссия вспыхнула с новым энтузиазмом.
Два года назад на местах получили из Министерства образования послание с изложением нового курса «Основы православной культуры». Это был, мягко говоря, непродуманный ход. Проще сказать — идиотский: в министерстве должны были знать, что в нашей стране живут многие народы и народцы и всякий молится на свой лад и своим богам. Кроме того, ничтожно мало русских семей, сложившихся в атеистическом государстве, воспитывают своих детей в православном духе, пусть даже и крестят повсеместно. В той или иной форме и в этом духе высказывались тогда оппоненты министерской инициативы — от академиков до правозащитников. И к тому же напоминали, что живем мы в светском государстве, где Церковь отдельно, а демократия отдельно. Впрочем, инициатива эта, как всегда у нас случается с чиновниками разных мастей и уровней, была, скорее всего, лишь попыткой выслужиться перед начальством, которое взяло за правило публично, перед телекамерами осенять себя крестным знамением и которое вот уж полтора десятка лет мучительно и безрезультатно ищет новые символы и новую идеологию. Но ничего, кроме пятиконечной звезды, красного флага и двуглавого орла, пока не нашло. Так что с символами у демократической власти туговато. Но, тем не менее, начальство, скорее всего, этот радикальный проект по насильственному насаждению веры не поддержало.
С тех пор все как-то утряслось. Вроде бы стало ясно, что если и вводить подобный предмет, то должен он быть посвящен истории мировых религий — в частности, христианской истории, в частности, ее православному пути. А соотношения и акценты должны расставляться в зависимости от регионов и особенностей их национальных менталитетов.
Но для нас этот путь уж как-то слишком плюралистичен, как-то уж прямо-таки всем сестрам по серьгам, как-то мирно и бесконфликтно. А без конфликта, как вы понимаете, не только историю не построишь — драму не напишешь.
~ И вот был даже предложен пробный учебник, отдающий откровенным мракобесием. В нем евреи распинали Христа, а ученикам шестого класса вменялась бдительность по части выявления сект и проявлений сатанизма. Заметим, что с сектами — от баптистов до адвентистов — безжалостно боролась и советская власть. Кстати, этот учебник яростно поддерживал Союз писателей — тот, что на Фрунзенской набережной. И этот учебник изучается во многих городах и весях, хотя очень многие трезвомыслящие граждане пришли от него в шок. На сегодняшний день еще не ясно, будем ли мы все в обязательном порядке жить в раю под скипетром патриарха, как некогда уже пожили в раю под руководством коммунистов. Но то, что благоразумным православным такая возможность кажется угрозой прежде всего именно медленному возрождению христианства в атеистической стране, — фактический, как говорится, факт.
