Мир портится

Я долго не хотел признавать в беседах с умными людьми, что мир портится. Правда, совсем не признать, что мир портится, было невозможно. Потому что, например, мой отец купался в Москве-реке для удовольствия, когда был мальчишкой, а мой сын теперь может искупаться в Москве-реке только в наказание.

Еще, например, очень испортились автомобили, потому что нынешние приходят в полную негодность лет за десять, а давешние легко ездили лет и по двадцать пять.
И джинсы очень испортились. В хороших магазинах на джинсы теперь дают полугодовую гарантию и очень этим гордятся, хотя раньше джинсам сноса не было по пять лет даже и безо всякой гарантии.

Трудно, конечно, не признать, что мир портится, но я упорствовал и говорил, что, дескать, в главном мир остается прежним – загадочным восхитительным, полным чудес.

Человеческий гений,– говорил я,— как был человеческим гением, так и остался. Галилей там всякий… быстрее-выше-сильнее… Боб Бимон на метр девяносто прыгнул…

А еще,— говорил я,— благородство. Благородство ведь не меняется. Понятия о добре и зле незыблемы до такой степени, что подлец, извлекающий пользу из подлых поступков, понимает, как-никак, что он все же подлец.

А еще – любовь! Слава влюбленным! Никакая администрация президента, никакая ось зла, никакой международный трибунал с судьями его и подсудимыми не может ничего поделать с тем простым фактом, что люди просто влюбляются друг в друга! Ура!

Человеческий гений! Честь! Любовь!

И вот в один день все вышеназванные три кита, опираясь на которые я продолжал радоваться жизни, получили буквально гарпуном в самое брюхо. И думать об этом грустно, потому что в брюхе у китов – сердце.

Сначала этим нашим фигуристам дали золотую медаль и на следующий день решили отобрать. Чудо человеческого гения, способного танцевать на такой скользкой вещи, как лед, потеряло непреложность. Оказалось, что просто лучше всех станцевать уже недостаточно. Надо потом еще отстоять свои золотые медали в суде. То бишь спорт из проявления человеческого гения обратился в предмет сутяжничества, как все в портящемся мире постепенно предметом сутяжничества становится.

Была бы моя воля, я разрешил бы вообще любые допинги и вообще бы не проверял судей. Потому что если человек нажрался таблеток перед стартом, чтоб выиграть и умереть, а потом выиграл и умер, так это его дело. Он дурак, конечно, что умер, но зато молодец, что выиграл. И он сам это выбрал, и Бог ему судья. А судей, каких назначили, те пусть и судят как хотят. И вообще правый суд бывает только один, и там не станут разбирать исполнение тройного тулупа.

Человеческий гений пал.

Почти сразу же пивовары решили принять кодекс чести пивовара. Это что же значит? Что до вчерашнего дня пиво делалось и продавалось бесчестно? Кодекс чести ведь вообще нельзя принять. Он просто был - и все, до тех пор, пока мир не стал портиться. Причем один для всех был – для пивоваров такой же, как для адвокатов или врачей.

Благородство, стало быть, тоже пало.

Что же касается любви, то с нею давно все наперекосяк. Все любовные истории, обсуждаемые обществом, это не «Ромео и Джульетта» какая-нибудь, где молодые люди жертвуют даже и жизнью ради любви, а все больше «Билл и Моника» либо же «Памела и Томми». Сплошная история предательств и ничего больше. Порнография сплошная и судейская дрянь, а не любовь.

Дорогой читатель! В связи с тем, что наша осиянная гимном Александрова на слова Михалкова олимпийская сборная каждый день на белой олимпиаде все больше проигрывает, а пиво отечественное чудовищно уступает по качеству зарубежным аналогам, позвольте хотя бы поздравить вас с 14-м февраля, Валентиновым днем всех влюбленных.

Не забывайте только, что в этот светлый день был вынесен обвинительный приговор по делу Синявского и Даниэля, а также был выслан из страны Александр Солженицын.
Мир портится! Я же говорил.