Просто Бобби

Передвигают шахматные фигуры миллионы, хорошо играют тысячи, классно — сотни, но только единицам дано право постичь великое таинство Игры. Бобби Фишер и был таким посвященным, живущем в абсолютно своем, магическом и мистическом мире. Мир материальный ему только мешал, он надоел ему очень быстро — годам к тридцати. Цивилизованное человечество долго не могло понять, что странного шахматного гения оно не интересует в принципе. Он ушел от всех давно, а сейчас ушел совсем. Не оставив никаких ключей к разгадке своей тайны.

В начале 70-х, когда Бобби Фишера у нас принято было представлять скандальным, вздорным и почти маниакальным (о его исключительном таланте если и говорилось, то сквозь зубы, пробросом), в нем уже ощущалась некая грозная сила. Закрытость «нормальной» информации только добавляла таинственности — даже фотопортретов новоявленного претендента на шахматную корону, насколько я помню, советская пресса избегала. Первый большой снимок Фишера я увидел в одном из зарубежных спортивных журналов — скорее всего, в чешском «Старте» или «Стадионе». «Идеологический враг» оказался вполне симпатичным молодым человеком отнюдь не демонического облика.

Но то, что он «другой», несомненно, чувствовалось. Дело опять же не в идеологическом противостоянии двух систем (а шахматы были на переднем крае этой борьбы) — для нормальных и умеющих читать между строк людей он не был «классово чуждым». Это для советской пропаганды он был чем-то вроде ядерной боеголовки, нацеленной на СССР, — впрочем, Штаты тоже готовы были использовать гениального Бобби именно в таком качестве. Но очень быстро оказалось, что шахматное оружие массового поражения равно опасно для обеих противоборствующих сторон. Он бы другой — по сути.

В их противостоянии с Борисом Спасским я, естественно, был на стороне нашего чемпиона. Наших великих мы любили, и они этой любви были достойны. Они все были невероятно разные и действительно лучшие в мире — до того, как на арене появился Роберт Джеймс Фишер. Просто Бобби.

Он уничтожил Спасского в Рейкьявике в 1972-м, и я не понимал, как это может быть. Разборы партий не объясняли ровным счетом ничего. Все казалось простым, но от этой тотальной всесокрушающей силы, казалось, не было спасения. Демарши Фишера свою роль, конечно, сыграли, но, как бы то ни было, явление нового короля они не могли отменить.

После того как Бобби стал 11-м чемпионом мира, он не сразу, но неумолимо достал весь цивилизованный мир — вначале шахматный, а затем и остальной. Соединенные Штаты возвели его в ранг героя, но он не собирался соответствовать этому рангу. Понятие «политкорректность» Фишеру не было знакомо в принципе. Штатам доставалось по полной, и он не мог не стать изгоем. К чему и стремился.

Из активных шахмат он ушел по собственной воле. Они не перестали быть для него всем (это, кажется, единственное, что сохранил Бобби Фишер до конца своих дней). Ему перестала быть интересной суета вокруг шахмат — может быть, поэтому он выдвигал заведомо невыполнимые условия, чтобы элементарно ни в чем не участвовать.

Но это был уход, чего игра не прощает даже гениям (впрочем, гениям — в первую очередь). Его в конце концов забыли, что еще больше подчеркивалось редкими появлениями стареющего Бобби Фишера на публике — с непременным эпатажем. Кажется, ему было плохо и неуютно везде.

Теперь не будет.