Цивилизация
Две великие державы, обладающие очень богатым культурно-историческим потенциалом, объединяет одна общая особенность: отношение к Европе является важнейшим фактором их национальной самоидентификации. Вопрос об идентичности крайне важен для обеих стран. И та и другая расположены на перекрестке цивилизационных влияний, а также переживали тяжелую трансформацию от многообразной империи к национальному государству. Исторически и та и другая всегда были частью политики Старого Света.
Одна из этих стран, несомненно, европейская по своей ментальности, культурно-историческому багажу и стилю поведения. Последнее, правда, отражает Европу не столько нынешней, сколько уже минувшей, но не такой уж и далекой эпохи. Другая — очевидно азиатская и по культуре, и по религии, и по психологии, не говоря уже о географическом расположении.
При этом первая вот уже почти более полутора веков прилагает массу интеллектуальных усилий для того, чтобы доказать самой себе и окружающим: она не такая, как вся остальная Европа. Ей нужен особый путь, и ее невозможно постичь в рамках рациональных европейских понятий. При этом, впрочем, когда кто-то к западу от ее границ с этим соглашается, мятущаяся душа немедленно оскорбляется: «Вы видите? Они нас отторгают!»
Вторая же, напротив, из кожи вон лезет, чтобы доказать свою принадлежность к европейской цивилизации. Она готова весьма жестоко ломать собственные привычки и устои, идти на болезненные внутренние перемены, лишь бы быть принятой в семью народов Старого Света.
Парадоксальным образом позиция каждой из описываемых стран вызывает в Европе реакцию, противоположную той, на которую можно было бы рассчитывать. Первую из них европейцы побаиваются, не очень хорошо знают и недостаточно понимают мотивы ее действий. Но одновременно испытывают явную тягу, надеются расположить ее к себе и готовы даже чем-то пожертвовать сами, лишь бы втянуть в собственную орбиту. Тем более что никто не отрицает: капризная и загадочная красавица хоть и настаивает на собственной неповторимости, на самом деле происходит из того же рода, что и другие европейские нации.
Вторая страна тщетно пытается понравиться надменным соседям. Европа холодна, она демонстрирует откровенное нежелание связывать себя какими-то узами с государством, которое, несмотря на все его ухищрения и мощный напор, считает чуждым. Усилия соискателя встречают не доброжелательное поощрение со стороны «экзаменатора», а только новые требования и претензии. Вторую страну Европа знает довольно хорошо (хотя бы за счет массового туризма), но понимает немногим лучше, чем первую. И в отличие от первого случая не стремится понимать.
Первая страна — Россия, вторая — Турция. В дебатах Старого Света граница с обеими из них фигурирует в качестве предполагаемого рубежа, где заканчивается «истинная» Европа. Особенности отношения европейцев к двум столь важным странам — предмет отдельного рассуждения. Куда интереснее — что есть Европа для каждой из них.
Турция — это своего рода анти-Россия, пример такого отношения к европейской цивилизации, которое сами европейцы и часть российских интеллектуалов очень хотели бы увидеть в России, но никак не могут этого добиться.
Для Турецкой Республики, которую на руинах Османской империи более 80 лет назад создал Мустафа Кемаль Ататюрк, путь в Европу стал главным инструментом преобразования. Писатель Орхан Памук, чуть было не привлеченный к суду у себя на родине за публичное признание геноцида армян, в одном из своих эссе обратил внимание на любопытный аспект этой темы. Непримиримая позиция Анкары по армянскому вопросу связана в том числе и с тем, что со времен Ататюрка все, касавшееся наследия империи, находилось едва ли не под запретом. Новая турецкая государственность строилась на жестко националистической идеологии, проблема же геноцида возвращала к тому периоду, когда Турция была многонациональной и многокультурной. Об этом вспоминать не рекомендуется, чтобы не впасть в ересь ностальгии.
Решительно отсекая века турецкой истории, модернизируя культуру, письменность и даже стиль одежды, Ататюрк надеялся тем самым избавиться от азиатского наследия и привести страну в Европу — символ современного развития.
Европейская идея, заключает Памук, как ни странно, стала в Турции формой откровенного национализма.
Национализм в России — это идея как раз антиевропейская. Распад империи не привел к немедленному возникновению национального государства, путь к этому только начинается, и неизвестно, когда и куда он приведет. Традиция воспринимать Европу как ориентир модернизации и развития весьма сильна и у нас. Однако еще сильнее подозрительное отношение, вызванное отчасти объективными причинами (различие практических интересов экономики и геополитики), отчасти желанием доказать собственную уникальность как проявление величия, но главное — просто косностью. Неспособность сделать решительный выбор в пользу современного общественно-политического развития и последовательно реализовать его всегда приводила у нас к появлению разнообразных, зачастую очень изощренных идейных обоснований.
И если в Турции европеизм стал способом тащить страну вперед, то в России всяческие вариации евразийства, то есть неевропейскости, служат средством этого не делать.
К несчастью, сегодня образ Европы как локомотива развития довольно сильно поблек, заслоненный образом поднимающейся Азии, и многие противники европейского будущего России апеллируют именно к этому. Хотя азиатский тип роста (жесточайшая эксплуатация рабочей силы плюс варварское отношение к природе) едва ли пришелся бы нам по душе, а сама Азия Россию своей не воспринимает ни в малейшей степени.
Европа не готова раскрыть двери для Анкары, и в перспективе это чревато проблемами: отвергнутая и разочарованная Турция способна качнуться совсем в другом направлении, том самом, от которого ее так стремился увести Ататюрк. В эпоху подъема исламизма это особенно пугает. Но при этом, стучась в европейские двери, Турция не просто требует пропустить ее, она действительно меняется, тянется к установленным для нее высоким стандартам. И этот процесс крайне полезен для нации в любом случае.
Россия, особенно сейчас, в период беспрецедентного ресурсного процветания, не считает необходимым куда бы то ни было тянуться и тем более что-то менять для этого в себе самой. Уверенность в собственной самодостаточности, которую придают нефть и газ, порождает чувство самодовольства.
Возможно, нам и не надо стремиться в Европу так, как это делает Турция. Но будет ли России успешно развиваться сама, без внешних стимулов и действенных ориентиров — в этом постоянно возникают сомнения.
