Голоса Европы

Встреча в верхах России и Евросоюза в Стокгольме вошла в историю вне зависимости от ее результата. Это был последний в череде саммитов, на которых собеседники российского президента постоянно менялись. Лиссабонский договор предусматривает посты президента и министра иностранных дел ЕС, и на дальнейших мероприятиях единую Европу будут представлять именно они, а не главы государств, временно председательствующих в объединении.

Это не значит, что в отношениях начнется новый этап, но изменения вероятны. Правда, не вполне ясно, как будет функционировать новая структура Европейского союза. Затевалось все для того, чтобы повысить уровень управляемости, однако результат может оказаться и не вполне ожидаемым.

Понятно, что постоянный глава Европейского совета, в просторечии называемый президентом Евросоюза, будет фигурой номинальной, призванной символизировать консолидацию, а не осуществлять реальную власть. Сквозь сито самых разнообразных интересов, согласование которых и составляет процесс выбора кандидата, может пройти только политик, обладающий минимальной индивидуальностью и не замеченный в лишних амбициях.

Ни одно национальное правительство не потерпит попыток навязать им какие-то директивы со стороны формального главы ЕС. От него ожидают дипломатических талантов и способности к координации различных, вплоть до противоположных, точек зрения.

Не случайно фаворит, за которого ратуют две главные страны – Франция и Германия – премьер-министр Бельгии Херман ван Ромпей. Он не только олицетворяет собой типичного европейского технократа, но и возглавляет, наверное, самое хрупкое в Европе правительство: согласование интересов фламандских и валлонских партий – искусство эквилибристики. Напротив, считавшийся перспективным претендентом Тони Блэр обладает набором качеств, неприемлемых для такой должности: яркий политик, склонный к манипулированию и имеющий собственную ярко выраженную точку зрения.

Итак, правительства стран-членов сделают все, для того чтобы обезопасить себя от посягательств со стороны «центра». Но при этом глава Европейского совета – это именно их представитель, в отличие от главы Европейской комиссии, который возглавляет функционирующую отдельно от национальных властей исполнительную власть ЕС. Отношения правительств и Комиссии – диалектическое сочетание сотрудничества и противодействия, так что председатель Совета должен обладать достаточным весом и твердостью, чтобы при необходимости отстаивать интересы государств, пусть даже и на символическом уровне.

Получается сложная комбинация задач. В идеале новая система должна усовершенствовать все процедуры принятия решений, но на практике может случиться обратное – уже имеющееся несовпадение интересов только усугубится.

Постоянный президент Совета будет чувствовать себя более легитимным, чем временный, но реальных рычагов у него будет меньше, чем у переходного председательства в те периоды, когда ЕС возглавляла крупная и амбициозная страна.

Еще запутаннее ситуация с министром иностранных дел. До сих пор все разговоры о внешней политике Европы разбивались о фразу, которую приписывают Генри Киссинджеру: «Назовите мне телефонный номер, по которому я могу узнать позицию всей Европы». Теперь номер появится. Однако обратившегося, если продолжать телефонную метафору, поблагодарят за звонок и предложат перезвонить позднее – после того, как оператор созвонится со всеми абонентами и попытается вывести из разговоров среднее арифметическое.

«Центральный» министр будет неизбежно заступать на площадку глав национальных МИДов, а также соответствующих комиссаров в Еврокомиссии. Этот параллелизм существует и сегодня с Верховным представителем по внешней политике и политике безопасности Хавьером Соланой. Но его преемник вместе с новой должностью обретет и более высокую легитимность, что способно усугубить конфликты.

Правда, во избежание подобных конфликтов европейский министр имеет двойную ипостась: назначает его Европейский совет (то есть государства), при этом он становится вице-председателем Еврокомиссии. Но как это будет действовать на практике – непонятно, тем более что от этого чиновника, в отличие от президента Евросоюза, ждут не только церемониальности, но и реальной координации внешнеполитического курса.

Перемены в Европейском союзе, который является крупнейшим торговым партнером России и важным фактором российской внешней политики, скажутся и на отношениях с Москвой.

Пока комментарии сводятся к тому, что России будет сложнее иметь дело с Европой, которая заговорит «одним голосом», зато по крайней мере европейская позиция станет понятнее.

Это произойдет в том случае, если конструкция, предусмотренная Лиссабонским договором, заработает так, как ее придумали.

В отношениях России и ЕС в последние два — три года прослеживаются две тенденции. С одной стороны, связи с отдельными странами, заинтересованными в конкретных совместных проектах, развиваются. Вопреки распространенной в Европе версии, Кремль не делает сознательную ставку на раскол Европейского союза, но объективно получается, что многие практические вопросы можно решить на двустороннем уровне, а взаимодействие с центральными органами и ЕС в целом продвигается еле-еле. Поскольку Россия явно утратила интерес к институциональной интеграции, которая была официальной целью с начала 1990-х до середины 2000-х годов, да и Евросоюз рассматривает Москву прежде всего как вызов, а не возможность, системный диалог зашел в тупик.

Отдельные государства ЕС, по крайней мере часть из них, заинтересованы в том, чтобы воспользоваться потенциалом сотрудничества с Россией. Но Европейский союз как носитель и распространитель определенных принципов социально-политической и экономической организации, – конкурент России, в первую очередь на постсоветском пространстве. Но в общем плане, для становления Евросоюза как значимой мировой силы (а такая цель постоянно провозглашается), ему необходима политическая консолидация. Как показала практика,

особые отношения отдельных государств с Россией – существенный фактор внутренней дисгармонии ЕС.

Интересы стран тоже противоречивы: они не хотят унификации в рамках «супергосударства», но заинтересованы в укреплении мировых позиций Европейского союза.

Скорее всего модель отношений России и Евросоюза останется прежне: Москва опирается на привычных партнеров, а они лавируют между развитием связей с Россией и соблюдением принципов европейской солидарности. Новый институциональный дизайн усложняет всю палитру, открывая дополнительные возможности для проведения и того, и другого курса. В результате в «одном голосе» продолжит звучать целая гамма звуков.