Летняя застольная философия: пир // Колонка Харатьяна

— Видишь, — сказал Платонов, — женщины совершенно не нужны для мужского степенного выпивона. Даже больше скажу: женщина — помеха!

— С другой стороны, — возразил ему Агафонов, — сейчас нам придется тащить все это богатство из сада на кухоньку, возиться там в тазу с мыльной водой, потом расставлять. Была бы у нас при себе женщина, ну хоть одна, мы б ее припахали. Да нет, она бы даже и сама взялась, без напоминаний. А мы бы с тобой предались тому, ради чего, собственно, и существует мужской отдых: беседе о природе вещей.

— Ну знаешь! — Платонов затрясся от мелкого смеха. — Если бы твои речи услышали феминистки, ты бы физически пострадал. «Без напоминаний!» Эдакими словами ты ставишь под сомнение главное достижение цивилизации, равенство полов.

— Видишь ли, — Агафонов перестал собирать со стола посуду, налил в рюмку водки, а в стакан — пива, удобно уселся и закурил, — я не считаю, что равенство полов существует. Нет, не так: я уверен, что у нас, в России, сосуществуют два разных народа — мужской и женский. Начнем с самого известного факта: русский женский народ живет на 13 лет дольше русского мужского. Следующий факт: существует значительное число русских семей, которые состоят исключительно из женщин...

— Постой-постой! Это же прямое следствие из твоего предыдущего факта! Раз мужчины живут меньше...

— Ты поторопился, многомудрый Платонов! — Агафонов шумно выдохнул, хлопнул водки и стремительно запил ее пивом. — Ты поторопился, не дав мне договорить. Русские женские семьи состоят из нескольких, до пяти, поколений, и исключительно женских. Больше того: обычно в таких семьях нет даже следа мужчин: все эти разновозрастные девочки похожи друг на друга. У пчел это называется партеногенез, когда они воспроизводятся без участия трутней.

— Не хочешь же ты сказать, — засмеялся Платонов, — что они размножаются сами?

— Ты поразительно нетерпелив для истинного философа, — заметил Агафонов.

— Да это ты напился и не способен закончить ни одной мысли, — обиделся Платонов, — мои ученики, тот же Кефалов, наоборот, считают меня обстоятельным и последовательным философом... И про эти семьи я хочу сказать тебе, что это случай платяной моли. Знаешь, наверное, что когда ты видишь крылатое существо, вылетающее из шкафа, беленькое такое, — это всегда мужчина-моль, который уже выполнил единственное, на что был способен: оплодотворил яйца, отложенные самкой. Он настолько специализированный малый, что у него нет даже органов пищеварения: вылупился, оплодотворил, умер. Все! Это частая ситуация для русских мужчин...

— Дай все-таки мне завершить рассуждение, обстоятельный философ! — Агафонов снова налил себе водки, насадил на вилку сперва колбасу, а затем кусок огурца, опрокинул рюмку в рот и тут же заткнул туда закуску. — Я хотел сообщить тебе еще нечто весьма важное, а именно: женщины и мужчины слушают и понимают разными частями мозга. Ты въезжаешь? Мы слышим с тобой и осознаем услышанное совершенно не тем местом, каким слышат и воспринимают женщины. Ни мы их, ни они нас, следовательно, не понимают. Но к чему я все это?

— Я тебе уже говорил, что ты напился и не вяжешь лыка, — злобно сказал Платонов, — ты потерял нить рассуждений!

— Ничего похожего! Ничего я не потерял. Я как раз пришел к самой главной части своего рассуждения. Эти партеногенетические семьи, как я подозреваю, — наиболее далеко ушедший продукт эволюции женского народа, им мужчины не нужны даже формально. У них обычно бабушка прекрасно обращается с «болгаркой» и способна покрыть крышу рубероидом. Но вообще-то все женщины в России живут, существуют и терпят окружающую действительность ради одного-единственного Главного Свидания, которое, как они предполагают, открывает им дорогу в подлинную жизнь. Что это такое за Главное Свидание, мужскому мозгу не понять. У Главного Свидания есть примерные синонимы — Принц-на-белом-коне, Новый-Русский-на-шестисотом и так далее, — но все это именно примерные синонимы, поскольку они адресуются к представителям мужского народа. А на самом деле женщинам нужны как бы мужчины, но из своих, из женских.

— Вот те вывод! — Платонов не мог сдержать торжества. — Ты привел свое рассуждение к банальнейшим гомосексуальным отношениям, к лесбийской любви. Ты не философ, а пьяный дурак, Агафонов.

— Все, что ты сказал, неверно, Платонов! — Агафонов положил себе большой кусок соленой рыбы и принялся намазывать его хреном. — Я не пьяный и не дурак; кроме того, я философ; и я не веду речь о гомосексуальности или лесбиянках — я говорю о том, что русские женщины мечтают встретить для своего Главного Свидания существо своего, женского народа, но иного пола. Оттого они так печальны, наши соседки по жизни. Некоторые из них заблуждаются, думая, что отыскали среди мужчин свое Главное Свидание, и по наивности своей любят его всю жизнь; но большинство, и особенно в современном мире, уже осознало, что мужчины могут быть всего лишь временным субститутом, жалкой подменой Главного Свидания; краткий миг, продолжающийся максимум год, они готовы обманывать себя...

— Тогда почему ты говорил, что если б сейчас с нами была хоть одна женщина, мы бы ее припахали? — Платонов был само ехидство.

— Я выдал желаемое за действительное, как и все мы. Следовало бы сказать, что, если бы при нас была женщина, она пожалела бы нас, низшую расу, не способную ни на что, как мы жалеем безногих или слепых, и помогла бы нам с комфортом провести часть нашей короткой жизни.

— Э-эх, — Платонов внезапно заплакал, — а мать-то моя что? Тоже другого вида, выходит?

— Мать — она и есть мать, — Агафонов налил и быстро выпил водки.