Орденосцы

Жизнь российского начальника высокого ранга полна ритуалов, значение которых скрыто для постороннего взгляда. Взять, например, вопросы назначения-увольнения. Совсем не принято у нас уходить в отставку по собственному желанию. Речь тут, конечно, не о стандартной или, как говаривал Виктор Черномырдин, классической формуле увольнения с должности, а о самой настоящей отставке. Когда нет больше сил выполнять свою работу, или дискомфорт от пребывания на посту значительно сильнее, чем получаемые преференции, или неспособность справиться с делами очевидна не только окружающим, но и самому себе. И белый лист бумаги, на котором каким угодно почерком можно вывести: «Прошу освободить меня» — кажется чем-то вроде индульгенции. Еще в начале 90-х что-то подобное бывало, но уже с середины последнего десятилетия прошлого века отставки бывали исключительно добровольно-принудительными. Ну когда приглашают в кабинет и говорят: «Пиши заявление, надо».

Совсем ничего не известно о случаях отказа от предлагаемой должности.

Нет пока свидетельств тому, как одно ответственное лицо заявило другому, более высокопоставленному, ответственному лицу: «Спасибо за предложение занять пост министра ...ческой промышленности. Однако вся моя жизнь была связана с совсем другими сферами, знания мои относительно ...ческой промышленности не выходят за рамки представлений самого обычного гражданина, поэтому прошу меня использовать на прежнем месте работы или уволить вовсе». Не бывает такого. Государственный человек смело меняет ведомство за ведомством, а при необходимости может и в регион отъехать, также на руководящую должность. Старый лозунг «Куда партия пошлет» и сегодня живее всех живых.

Потому и каждая новая серия назначений воспринимается со стороны как розыгрыш лотереи.

Кто знает, на какой важный внутрироссийский участок работы могут бросить карьерного дипломата или в какую страну уедет послом специалист по охране государственной границы? Не так важна сфера применения, как сам факт того, что функционер по-прежнему в обойме и по-прежнему востребован. А уж с делом как-нибудь и разобраться потом можно будет.

Известен, правда, как минимум один пример того, как уволенный государственный деятель пытался оспорить решение вышестоящего лица. Это был Сергей Степашин, пытавшийся в августе 1999 года уговорить Бориса Ельцина не увольнять его с поста премьер-министра. История эта настолько поразила окружение президента, что была отражена в последнем томе ельцинских мемуаров. Больше ничего подобного не случалось. Напротив, стоит только самому главному начальнику уволить или переместить часть своих подчиненных, как сразу же они наперебой бросаются делиться с миром своим счастьем от произошедшего. Бывает ведь, уволили все правительство, к которому до того никаких претензий не предъявлялось, а отставленные министры в один голос: «Правильное и своевременное решение», «Как хорошо, что оно принято именно сейчас».

Только и остается спросить: а раз так хорошо, что уволили, так, может быть, надо было раньше и самим заявления подать?

Но это совсем невозможно, поскольку в отставку самостоятельно уходить не принято. Оценивать происходящее каким-либо иным образом также никак нельзя, поскольку это уже не просто нарушение неписанного свода правил, но и посягательство на ритуал. А их на самом деле гораздо больше, чем описанные обстоятельства назначения-увольнения высших должностных лиц. Намного больше. И соблюдаются опять же неукоснительно. По Белому дому до сих пор гуляют рассказы о неопытных новичках, которые попали в святая святых, не зная обычаев, и как они делали глупость за глупостью: занимали «неправильные» кабинеты, «неверно» договаривались о деловых встречах и вопиюще «не так» одевались. Несколько лет назад пресс-секретарь одного из вице-премьеров по ошибке чуть не занял кабинет напротив туалета — его разгневанный начальник, более сведущий в тонкостях белодомовского этикета, едва успел пресечь «невозможное», кабинет был предоставлен совсем другой, напротив вице-премьера. Другой вице-премьер петь любил в самолете. Собирал подчиненных, те доставали песенники и давай рулады выводить. И попробуй только петь без души или на больное горло сослаться. Все, конец карьеры.

Тем, кто не осваивал в кратчайшие сроки правила номенклатурного этикета, приходилось несладко.

Ритуальные обязательства есть не только у подчиненных перед начальниками, но и у начальников перед подчиненными. Например, после каждого ответственного мероприятия или кризиса надо кого-нибудь наградить. Заслужил исполнитель награду или нет, не так уж и важно. То есть совсем не важно. Орден или любой другой знак внимания выполняет совсем другую, ритуальную роль. Ритуал нельзя ни изменить, ни отменить, ему можно только подчиниться. И это уже нельзя назвать корпоративной этикой. Та прежде всего предполагает наличие хоть каких-то послаблений, а главное — ее нарушение не влечет за собой таких катастрофических последствий.

Строгость в соблюдении определенных ритуалов делает российскую номенклатуру похожей на самый настоящий монашеский орден, в котором, правда, нет никаких других ограничений и обязательств.

Что и придает пребыванию в нем особую привлекательность особенно в глазах тех, кто только метит в номенклатуру. Правда, при этом надо помнить: вход — рубль, выход — намного больше. И учебной литературы по соблюдению ритуалов никто пока не написал, так что учиться придется на своих ошибках.