Цивилизация
Я понимаю, зачем сносить «Москву», а потом размышлять о ее восстановлении. Подземные гаражи и надземные красоты тут ни при чем, главное, как и во всех начинаниях, — красота великого, могучего, прекрасного и свободного русского языка. Дело в том, что в речи дикторов нет кавычек, а ведь очень красиво звучит: снести Москву, восстановить Москву. Или так: может быть, пусть Москва остается только на водочной этикетке? А вот эта фраза мне больше всего нравится: Москву не надо восстанавливать, без нее открывается такой прекрасный вид на Кремль.
Чистая психотерапия, выговаривание собственных страхов и тайных желаний.
Архитектор Щусев в начале тридцатых писал: «Люди попадают в столицу в несколько приподнятом настроении, и поместить их в мрачную обстановку было бы неправильным: нужно было создать радостное здание». Это про гостиницу «Москва». Сейчас для описания ситуации мы пользуемся антонимами. Люди попадают в столицу в несколько подавленном настроении и поместить их в веселую обстановку было бы правильным. Нужно было разрушить мрачное здание. А значит, времена изменились с точностью до наоборот, о чем и свидетельствует великий, могучий и все остальные.
Кстати, вне зависимости от того, будет восстановлена Москва или нет (мне без кавычек симпатичнее), можно договориться с какой-нибудь компанией по производству игрушек или трехмерных головоломок и специально для туристов продавать наборы «Сделай сам». Собери из кубиков гостиницу «Москва» и поставь ее куда хочешь. В наборе должно быть и что-нибудь вроде бейсбольной биты или молотка, чтобы можно было, собрав гостиницу «Москва», быстро ее разобрать.
И нет, это не цинизм, цинизм – это если бы я предложила выпускать спички с Манежем на этикетке.
Для тех, кто хочет, но не может купить куколку с лицом своего начальника и заняться практикой вуду, вышло идеальное чтиво: «Дьявол носит Prada» Лорен Вайсбергер, производственный роман для затраханных начальством женщин. Не уверена, что мужчинам надо это читать: они, скорее всего, убедятся, что женщины в большинстве своем идиотки, а женщины-начальницы — чудовища. Секретарша главной редакторши одного из модных журналов честно и подробно описала свою работу. Все, у кого когда-нибудь было начальство и кто до сих пор вздрагивает при словах «корпоративная этика», получат от этой книги мстительное удовольствие.
А вот телевизор на этой неделе можно было не смотреть. Фильмы к юбилею Караченцова – зрелище приятное, и репортаж с чемпионата мира по сексу, прошедшего в Варшаве, тоже. А вот склоки по поводу Союза кинематографистов – какая-то тоскливая слизь. Но в не показанных по телевизору криках Михалкова «Мое имя Никита, Никита-бесогон» ничего удивительного нет: он человек образованный, современное кино знает, Анн Парийо и Пету Уилсон уважает. А Бессона с бесогоном перепутать – с кем не бывает.
Девушки на чемпионате мира по сексу крутились вокруг шеста примерно как кинематографисты вокруг идеи единства.
Знакомая бабушка семидесяти девяти лет, крепкая старушка, не отрываясь смотрела в телевизор, лишь иногда уточняла: «А шест им чтобы не падать?»
Когда диктор сообщил, что кто-то из девочек собирается перекрыть прошлый рекорд и обслужить за восемь часов тысячу мужчин, бабушка насупилась и начала загибать пальцы. Потом зашевелила губами, посмотрела на потолок, снова на экран, вздохнула и сообщила: «Не лезет. То есть это... Не сходится. Невозможно. Тьфу, срам какой показывают». И переключила на Михалкова.
И рекорда действительно никакого не получилось, не влезло. А Михалков так и остался председателем Союза кинематографистов.
