Цивилизация
— Юрий Александрович, насколько вероятен срыв президентских выборов в результате низкой явки?
— До выборов еще все-таки довольно много времени, ситуация будет немножко раскручиваться. Пока ясно, что на президентских выборах ожидается точно такая же явка, как на думских, даже немного выше. Может быть, 58–60%. Возможно, к выборам будет раскрутка, и люди больше мобилизуются. Что касается бойкота, то он нереален. Вешняков сказал, что это теоретически возможно, а практически нет, и я с ним согласен. Если чисто механически считать всех оппозиционеров, то у них 20% есть. Но эта механика не работает, потому что большая часть сторонников правых партий и солидная часть сторонников коммунистов в значительной мере поддерживают президента даже больше, чем своих лидеров. Они на бойкот не пойдут. Сейчас мы задавали прямой вопрос, и колебания в числе тех, кто будет участвовать, почти незаметны.
— Какие тенденции определили результат думских выборов?
— Результаты выборов определили те тенденции, которые и наблюдались. Во-первых, высокий уровень доверия президенту определил доверие «Единой России». Правда, примерно в тех же масштабах, что было четыре года назад у «Единства» и «Отечества» вместе взятых. Они выбрали весть электорат такого рода. Причем в процентах немного больше, а в количественном отношении даже немного меньше, поскольку явка была меньше. Но главное не в этом.
Главное, что практически не было соперников или соперники развалились и потеряли те проценты, которые у них были.
Развалился коммунистический электорат, значительная часть ушла в «Родину», другие — вообще в «Единую Россию», и уменьшился электорат «Яблока» и «Союза правых сил». И получилось так, что правящая партия осталась почти в одиночестве.
— Эрозия коммунистического электората — это в основном следствие пропагандистской атаки или она лишь обвалила то, что медленно давно разрушалось?
— Мы еще не успели сделать большой анализ, мы только получили первые данные. Но то, что коммунистический электорат держался на привычке, а не на особой привязанности к лидеру, это очевидно. Каких-то новых программных и привлекательных идей эти лидеры не высказывают уже давно. А просто одним протестом жить и держаться очень трудно. И когда был организован такой раскол, то часть избирателей и ушла. Причем достаточно заметная часть.
Оказалось, что коммунистический электорат не такой стабильный, каким он казался очень долго.
Казалось, что это пожилые люди, которые живут воспоминаниями, которым больше некуда деваться, а здесь нашли способ на них воздействовать. Пожилым в основном людям были предложены популярные, популистские, патриотические лозунги, и они многих увлекли.
— В случае с «Родиной» ваши данные чуть разошлись с результатами голосования.
— Мы видели, как «Родина» растет. Мы спрашивали последний раз за неделю до выборов, а если бы мы могли спрашивать каждый день в течение последней недели, то мы бы проследили, как по той же линии этот рост продолжается.
Успех «Родины» это модные, популистские слова, и тут проблема олигархов очень кстати появилась, и патриотические проблемы, вплоть до конфликта с Украиной, который, кажется, потом президенты немного пригасили. Но не менее занятно то, что Жириновский получил вдвое больше, чем имел прошлый раз, и оказался королем.
— Можно ли сказать, что парламентские выборы в целом прошли на антиолигархической волне и это определило их исход?
— Мне не кажется, что эта волна была специально к этим выборам организована. Но так совпало, и отсюда возникла чудовищная эйфория, которую мы видим по последнему опросу, когда все всем стали довольны — и президентом, и правительством, и переменами, и зарплатами — всем, чем только еще можно. Вот такое настроение сложилось.
— Насколько типично это общественное воодушевление, которое вы отмечаете в последнем предновогоднем опросе, и в чем его природа?
— Наш опыт изучения прошлых выборов показывает, что период выборной мобилизации обычно приводит к подъему лояльных настроений: больше доверия к власти, к президенту, больше хороших ожиданий, даже все плохое кажется не столь плохим. Отчасти это разогрето агитационно, отчасти, может быть, люди сами настраиваются. Сейчас эта ситуация видна больше, чем когда-нибудь за последние годы. Причем она видна после выборов больше, чем во время выборов.
Начиная с ноября, происходит совершенно невероятный рост одобрения деятельности президента.
В начале ноября это было непосредственно связано с ЮКОСом и Ходорковским. Тогда показатель одобрения действий президента поднялся от 73% до 82%. Но дальше он продолжал и продолжает до настоящего времени понемногу расти. К двадцатым числам декабря он составлял уже 86%. Отмечу еще раз, что рост происходит уже после выборов. Это означает, что на людей действует сама предвыборная обстановка, потому что никаких других событий не было. Никаких особенных свершений, переломов, подъемов — ничего не было. Даже предновогодних выплат еще тоже не было в этот момент. Они сказываются обычно уже на январских данных.
У нас на протяжении очень многих лет было общее пессимистическое представление населения, которое в большинстве полагало, что события нас, скорее, ведут в тупик. Распределение между теми, кто считает так, и теми, кто думает, что страна движется в правильном направлении, в сентябре выглядело как 34% на 50% в пользу пессимистов.
И вот после выборов вдруг цифры перевернулись.
Вдруг оказывается, что уже половина считает, что все идет правильно, а около 45% по-прежнему думают, что неправильно.
Смотрим дальше. У нас существует такой постоянный показатель, как возможность властей улучшить положение дел. И вот до последнего месяца преобладало представление о том, что власти этого сделать не могут. А вот сейчас, в декабре, мы получаем данные, что будто бы они могут! То есть отношение людей к власти улучшилось. Кроме того, на протяжении долгого времени мы видели резкий и любопытный контраст между высокой оценкой деятельности президента и довольно низкой оценкой правительства и премьера. Сейчас же оценки работы правительства из отрицательных стали положительными. То же самое касается и оценок премьер-министра.
Получается, что все горизонты вдруг стали более розовыми.
И это, кроме как факторами поздней, мобилизации объяснить нельзя. В начале избирательной кампании этого не было заметно. Эти данные и заставили меня сказать о некоторой эйфории.
Перед выборами мы спрашивали, есть ли надежда на то, что если «Единая Россия» победит, то она улучшит жизнь людей. И мы получали довольно скромные ожидания, большинство отвечало, что, скорее, нет. А сейчас, когда все это произошло, даже более демонстративно, чем ожидалось, то оказывается, что люди надеются, что «Единая Россия», придя к власти, улучшит положение в стране, и считают, что почти однопартийная Дума будет работать лучше, чем Дума, где было много споров и словопрений.
И ведь никаких конкретных действий или событий нет. Есть общая волна предвыборного оживления и такое празднование победы. Того, что люди хотели воспринять, как что-то положительное, как победу. Основным носителем надежды, разумеется, остается президент. На правительство надеются меньше, но на него начали надеяться, ведь раньше вообще не надеялись. И связано это только с тенью успехов президентской партии и пропагандой вокруг этого.
— В чем смысл того, что правительство стало восприниматься положительно?
— Раньше в общественном мнении была такая игра, что за все хорошее отвечает президент, а за все плохое отвечает правительство. Это удобно для того, чтобы сваливать на него рост цен, задержки зарплат. А тут это не то, чтобы полностью исчезло, но отступило на второй план. Правительство стали считать почти что хорошим.
— Уже у нас столько всего хорошего, что на одного президента не помещается?
— Скорее, тут даже изменение какой-то тактики. Когда, кажется, что худо, надо искать виноватого. Когда кажется, что получше, то пропадает в значительной степени интерес к поискам виновного и все оказываются более или менее хорошими. Кроме, конечно, олигархов, американцев и прочих злодеев. Неликвид выносится немного в сторону от власти. Я не думаю, что это надолго. Но такой сильной волны, по-моему, ни разу не было.
— Насколько продолжительной она может быть?
~— В ближайшие три месяца — это упорядочивание результатов выборов. То есть начало какой-то раскрутки Думы и вокруг Думы, партийных соотношений. И переход к выборам президента. Там, мягко выражаясь, не все гладко. Насколько это будут чувствовать люди — сказать трудно. Кроме того, есть проблема реального улучшения жизни. Либо его почувствуют, либо нет. Отсюда зависит, продолжится ли это состояние до выборов в марте и будет ли угасать потом. Или начнет угасать раньше? Это когда-нибудь будет. Но, будет ли сразу в массированном виде или постепенно, сказать трудно. Скорее всего, это будет постепенно, а насколько быстро — зависит от того, как будет складываться ситуация.
— И какой институт в этом случае, скорее всего, окажется ответственным за неудачи?
— Я думаю, что правительство может стать виноватым, Дума может опять превратиться в представлении людей в говорильню. Но, может быть, не сразу.
Потому что, кроме всего прочего, у людей есть тоска по старым моделям жизни, единообразиям, единогласиям и общему оптимизму.
Люди полагают, что почти однопартийная Дума будет лучше работать, будет быстрее принимать все что надо. Отчасти это подготовлено соответствующей пропагандой, а отчасти люди, видимо, чего-то в этом роде ждали. Здесь есть элемент ностальгии и элемент надежды: а вдруг они в самом деле что-нибудь такое полезное сделают? И именно это, по-видимому, в Думе и вокруг нее будет сначала изображаться. А дальше поглядим.
Интервью взял Евгений Натаров
