Цивилизация
В понедельник в Хамовническом суде Москвы возобновилось слушание второго уголовного дела в отношении Ходорковского и Лебедева. В ходе предыдущего заседания 16 апреля гособвинитель Валерий Лахтин дочитал обвинительное заключение в отношении Лебедева и, таким образом, завершил эту стадию процесса. В понедельник в суде ждали выступлений самих обвиняемых, которые должны были ответить суду, понятно ли им обвинение, признают ли они себя виновными и желают ли они высказать свое отношение к обвинению.
Суд застрял на первом же этапе этой стадии: обвиняемые посетовали, что обвинение им совершенно не понятно.
После этого обвиняемые ожидаемо попытались пуститься в перечисление деталей, мешающих им понять обвинение, но этим попыткам, как могли, препятствовали прокуроры. Так, прокурор Лахтин в соответствии с собственным пониманием норм УПК предложил обвиняемым ограничить свои речи «двумя-тремя словами». Присутствовавшие в зале довольно громко засмеялись. Судья Виктор Данилкин, который к этому моменту уже начал нервничать, сквозь общий смех закричал:
«Тишина в зале! Приставы, вы здесь для чего?» — и позвал пристава, который предпринял вялую попытку вывести первую попавшуюся женщину. «Да оставьте вы ее в покое и предупредите, что выведите в случае следующего нарушения», — безнадежно вздохнул судья.
Обвиняемым судья разрешил перечислить непонятные моменты в обвинении, но коротко. У Ходорковского этих моментов набралось на 25 ходатайств. Выступление экс-главы ЮКОСа сопровождалось демонстрацией слайдов. Против этого также выступило обвинение, но ничего не добилось.
Ходорковский попросил обвинение разъяснить значение ряда слов и терминов, которые, как он подозревает, следствием понимаются иначе, чем словарями, различными законодательствами и науками. Это, в частности, такие слова и термины, как «противоправность», «безвозмездность», «мнимый», «рыночная цена», «выручка», «материнское общество», «дочерняя компания», «прибыль», «цена», «подставной», «номинальный», «подложный», «фиктивный» и т. д. «И главное — это слово «нефть», потому что я специалист и знаю, что нефть бывает разная», — заявил Ходорковский.
В общей сложности экс-глава ЮКОСа попросил разъяснить ему значения более 70 слов, терминов и формулировок, использующихся в обвинительном заключении в отличном от традиционного смысле.
Несмотря на явную озабоченность судьи, Ходорковский поиронизировал над такими словосочетаниями, как «искусственный перевод на баланс», и пообещал признать себя виновным, если ему разъяснят, как можно похитить нефть путем зачисления ее на баланс какого-либо предприятия:
«Я себе это действие даже представить не могу. Если кому-то из моих подчиненных под моим руководством удалось это сделать, после такого можно признавать себя виновным. Потому что это такое научное открытие, что хрен с ним, можно и отсидеть!» — пообещал обвиняемый.
В целом Ходорковский отметил, что не нашел в материалах дела упоминаний ни о предмете похищения, ни о способе совершения преступления, ни мотивов, которыми он при этом мог руководствоваться. Так, по эпизоду о хищении акций Восточной нефтяной компании (ВНК) в материалах дела содержатся утверждения как о хищении 38-процентного пакета акций самого предприятия, принадлежавших государству, так и о хищении акций ЮКОСа, а также акций дочерних предприятий ВНК. «Что конкретно является предметом похищения?» — поинтересовался Ходорковский.
Не понял экс-глава ЮКОСа, и каким мотивом он, по мнению следствия, руководствовался при похищении акций ВНК: «Какую выгоду я мог извлечь из этого — голосовать этими акциями, получать дивиденды, перепродать их или что-то еще? Мою версию «умысла» — спасение акций дочек ВНК от рейдерского захвата — следствие предпочло не заметить», — отметил Ходорковский.
За два года изучения материалов дела Ходорковский не нашел в них указания на факт хищения нефти. Диспозиция ст. 160 УК РФ предусматривает переход законного права собственности в незаконное втайне от собственника, напомнил обвиняемый. «Где в деле указано, что вот здесь нефть есть, а вот здесь ее нет в физическом обладании собственников?» — спросил Ходорковский.
Судья молча принимал ходатайства экс-главы ЮКОСа, несмотря на явное волнение в стане гособвинителей, которые периодически продолжали обвинять оппонентов в том, что они путают стадии процесса и пытаются затянуть судебное разбирательство, помешав суду исполнить положение международной Конвенции о правах человека о праве на рассмотрение дел в суде в разумные сроки.
В то же время судьба ходатайств Ходорковского была непонятна. «И судья, и обвинение в растерянности: в деле столько пробелов, и теперь судье нужно определить форму, в которой эти пробелы должны быть устранены», — сказала журналистам в перерыве заседания адвокат Ходорковского Наталья Терехова.
После того как Ходорковский подал последнее ходатайство, оставив за собой право задать дополнительные вопросы прокурорам и получив ответы на уже заданные вопросы, суд дал слово Лебедеву. Он было по привычке обратился к прокурорам Лахтину и Шохину с определением «глубоко презираемые мной», и тут стало понятно, зачем в команду прокуроров были введены две дамы: они тут же запротестовали против таких высказываний обвиняемого, и судья — впервые с начала процесса — призвал Лебедева сдерживать эмоции.
По объему у Лебедева претензий к обвинению было меньше. После вмешательства прокуроров он отложил приготовленное заявление и коротко пересказал его своими словами.
«Правильно ли я понимаю, — ехидно поинтересовался Лебедев, — что сторона обвинения относит акционерные общества к казенным предприятиям? Потому что в законодательстве понятие «оперативное управление» распространяется только на казенные предприятия. Пусть мне разъяснят, где, когда и при каких обстоятельствах я получил право на оперативное управление какими-либо казенными предприятиями». Таким же убийственным тоном Лебедев справился, относит ли следствие завладение «правом на оперативное управление» компаниями к способу совершения преступления. «Прошу разъяснить, когда в нашей стране таким образом стали интерпретировать статью 297 УК РФ», — заявил Лебедев.
«Что такое «право собственности на всю нефтедобычу»? Речь идет о лицензии? Фиктивной лицензии? Хорошо, допустим, есть такие плохие люди — Ходорковский и Лебедев. Где такое фиктивное право они приобрели? А что такое «фиктивный переход права собственности на всю нефтедобычу»?» — издевался Лебедев.
По его словам, в материалах дела встречается даже такое выражение, как «фиктивные договоры на фиктивную нефтедобычу было переведено». «Они объекты реальные называют фиктивными», — сделал вывод Лебедев
Кроме этого Лебедев еще попросил разъяснить значение фразы «переоформление акций путем дробления», предположив, что, видимо, в процессе переоформления их режут; способ «обращения в свою пользу бездокументарных именных акций», если эти акции даже не являются вещью; поинтересовался, какое отношение миноритарные акционеры ВНК, которым он якобы причинил ущерб, имеют к договорам с иностранными компаниями и поставкам нефти, а также откуда гособвинение взяло «рыночные цены» акций ВНК, если в официальной отчетности этой компании указаны цены в 1496 раз ниже, чем цифры, которыми оперирует следствие. «И еще — как обвинение превратило Голубовича в Лебедева? Я знаю, это их фирменный прием — подмена фигурантов, но пусть объяснят», — потребовал Лебедев.
Наконец, Лебедев заявил о нарушении следствием норм законодательства, поскольку оно пытается осудить его и Ходорковского за легализацию средств и имущества до того, как суд вынес решение о хищении нефти и акций ВНК и эти решения вступили в законную силу. При этом в деле отчего-то отсутствует упоминание о покупке ЮКОСом акций «Сибнефти». «В 2003 году ЮКОС на это потратил больше 300 млрд рублей. И если это имущество тоже легализовано, то что же они не арестовали акции «Сибнефти»? А если нет, то как же они вышли на общую сумму легализации?» — заметил Лебедев.
Суд отказал во всех ходатайствах Ходорковского и заявлении Лебедева.
Что стало основанием для отказа — неизвестно. Обвинение, которое уверено, что обвиняемые на самом деле все прекрасно понимают, освобождено от обязанности объясняться с обвиняемыми.
Во вторник обвиняемые ответят на вопрос судьи, считают ли они себя виновными.
