Цивилизация
«Восстание планеты обезьян», предыдущая часть саги о приматах и догматах, закончилось поражением человечества. Большая часть людей погибла от вируса, орангутанги и гориллы превратились в доминирующий вид, Земля поросла травой. Спустя несколько лет борьба за огонь продолжается в окрестностях разрушенного Сан-Франциско. Выжившие люди, ведомые двумя лидерами, пытаются соединить город с гидроэлектростанцией, путь к которой пролегает через владения обезьян. Боевой командир Дрейфус (Гэри Олдман) планирует маленькую победоносную войну, но ученый Малькольм (Джейсон Кларк из «Цели номер один») настаивает на переговорах. У обезьян формального дуумвирата нет, но есть неформальный. Добрый и мудрый вожак Цезарь (Энди Серкис, он же Горлум, он же Кинг-Конг) выступает за союз с людьми, электрификацию всей страны, ликвидацию безграмотности и верховенство закона. Завистливый альфа-самец Коба хочет войны, власти и скакать с пулеметом верхом на коне. Сыну Цезаря в этой коллизии отводится роль Гамлета и Короля-Льва одновременно – но он об этом еще не знает и спокойно охотится на оленей.
Вышедший в прокат эпос «Планета обезьян: Революция» — на редкость осмысленный и убедительный антитоталитарный блокбастер. Режиссер Мэтт Ривз, доказавший свою лихость в «Монстро» (2008), а чуткость – во «Впусти меня» (2010), в рамках фильма дает целую серию наглядных уроков о цикличности и заразности истории, а заодно и о роли культуры как слабого, но единственного противоядия от этих бед.
По состоянию на 2014 год Голливуд – главный проводник американской «мягкой силы» – продолжает наращивать выпуск и экспорт антитоталитарного кино.
Перестав бояться всевластных корпораций, экологических катастроф и искусственного интеллекта, антиутопии теперь сосредотачиваются на политике. При этом сказать что-то новое о диктатуре и пропаганде в рамках жанра становится все сложнее. Недавние и грядущие фильмы на эту тему основываются уже на совсем фантастических допущениях. В «Дивергентах» с Кейт Уинслет людей разделяют на фракции по личным качествам. А в «Посвященном» с Мэрил Стрип им ставят уколы, лишающие мир красок.
Антиутопии и антиутопленники
Вообще, движущей силой любого фильма являются конфликты с участием главного героя. Сценаристы выделяют три уровня таких противостояний: внутриличностные («тварь ли я дрожащая?»), межличностные (семья, любовь, дружба) и внеличностные. Последние описывают схватку человека с природой, обществом, социальными институтами и политическим строем. Все самые дорогостоящие и кассовые голливудские блокбастеры – фильмы-катастрофы, исторические драмы, экранизации комиксов, фантастика, боевики – обычно работают на этом поле.
Секрет их успеха не только в зрелищности, но и в том, что среди всех жанров эпическое произведение – самый чистый и эффективный канал распространения смыслов.
Идеи, стоящие за голливудскими блокбастерами, чаще всего сводятся к триаде «свобода, равенство и братство» – ценностям, к которым восприимчивы зрители во всех концах света. Почти все самые кассовые фильмы последних десятилетий – «Мстители», «Гарри Поттер», «Властелин колец», «День независимости», «Король Лев» – так или иначе связаны с утверждением этих идеалов. Но борьба добра со злом в них носит архетипический характер: в «Короле Льве» главный враг выписан из Шекспира, в «Дне независимости» – и вовсе с чужой планеты.
Стоит заметить, что в последние годы феноменально популярным становится тот поджанр антиутопии, в котором отрицательная сила имеет конкретные исторические аналоги.
Противниками главных героев все чаще становятся не абстрактные суперзлодеи, не древние боги и не вредные пришельцы, а узнаваемые душители свобод.
Подъем жанра начался с «Аватара» (2009), до которого фантастика находилась в полуобморочном состоянии. Боевик о завоевании и освобождении дальней планеты стал самым кассовым фильмом века прежде всего благодаря технологиям и гению Джеймса Кэмерона, а не своему антиколониальному посылу и парафразу истории открытия Нового Света.
Но он вернул на широкие экраны научную фантастику, а ее магистральной темой всегда был конфликт личных идеалов и социальной несправедливости.
При этом, как показал уже следующий год, другие жанры для трансляции этих идей годятся все меньше. «Робин Гуд» Ридли Скотта, главная мысль которого высечена на мече отца героя («Вставай и вставай вновь, пока агнцы не станут львами»), заработал в прокате $321 млн, окупив бюджет, но не расходы на маркетинг. Но назвать этот результат плохим все же нельзя: лишь один фильм о Средневековье смог сделать куда большую кассу. И он, по иронии судьбы, тоже назывался «Робин Гуд: Принц воров» (1991).
Но уже в 2011 году самым кассовым фильмом стал «Гарри Поттер и Дары Смерти: Часть 2».
Вновь успех ленты обеспечен прежде всего содержанием всей серии романов, но не замечать, как фэнтези о школьниках превратилось в антитоталитарный эпос, в этой серии уже невозможно.
Министерство магии захвачено; положительные герои стали жертвами репрессий; юные волшебники партизанят в лесах, вдохновленные подпольным радио Potterwatch.
В тройке самых кассовых фильмов 2012 года – еще две антиутопии: «Темный рыцарь: Возрождение легенды» и «Голодные игры». Первый – часть странной трилогии о власти, которая, по мнению режиссера, всегда сопряжена с коррупцией, тайнами и грязной работой, о которой электорату лучше не знать (да он и не хочет).
Второй – экранизация подросткового бестселлера, удачно сочетающего роман воспитания и любовную мелодраму с убедительной моделью мира после катастрофы.
Постапокалиптические Соединенные Штаты в целом похожи на Древний Рим, но жителям провинций промывают мозги с помощью больших экранов и жестоких Игр. Те настраивают Дистрикты друг против друга и напоминают о мощи и мстительности Капитолия. Героиня, найдя способ обойти главное правило соревнований (умирают все, кроме одного), бросает системе вызов и становится символом сопротивления, но и оно, как мы впоследствии узнаем, неидеально.
В 2013 году вторая часть «Голодных игр» стала уже безусловным лидером проката. Герои в нем перешли от спонтанного и вынужденного протеста к системной партизанщине. Некоторых российских зрителей при этом изрядно повеселило, что два главных медиаменеджера пропаганды – участливый шоумен Цезарь (Стэнди Туччи), очаровывающий молодежь, и управляющей всей имперской ТВ-машиной Плутарх (покойный Филип Сеймур Хоффман) – внешне оказались довольно похожи на Андрея Малахова и Константина Эрнста. Другие заметные, но менее успешные антиутопии года: «Судная ночь» и «Элизиум: Рай не на Земле». Первый фильм наносит удар по Америке, второй – по «золотому миллиарду» в целом.
Скажи, что с той стороны никто не хочет войны
В нынешней «Планете обезьян: Революция» никто – ни люди, ни обезьяны – не хочет войны, но всего несколько заинтересованных граждан по обе стороны фронта устраивают провокации и совершают глупости, после которых она неизбежно начнется.
Игнорировать два соседних племени друг друга тоже не могут: людям нужны энергоресурсы, находящиеся на территории обезьян. И их можно понять – это вопрос выживания, а не комфорта. Геополитика в чистом виде.
Исторических аллюзий навалом: подросток и интеллигентный орангутанг вместе читают «Черную дыру» – знаменитый графический роман о том, как появляются изгои и начинается травля. Вместо того чтобы сосредоточиться на его сути, они листают страницы, описывающие вечеринку, – и вскоре сами оказываются кто в клетке, а кто в бегах.
В предыдущей части фильма («Восстание планеты обезьян», 2011 – ленте скорее об экологии, чем о политике) Цезарь использовал прутья-фасции как метафору объединения орангутангов.
В новой серии едва заметная свастика уже украшает потолки людской Ратуши. Приматы в своей деревне пишут на стене, что «обезьяна никогда не убьет обезьяну», почти дословно цитируя «Скотный двор» Джорджа Оруэлла.
Сам же быт их стаи напоминает «Борьбу за огонь» Жан-Жака Анно, и это гипнотическое зрелище. Компьютерные обезьяны неотличимы от загримированных 33 года назад актеров; постоянно льет дождь; герои изъясняются жестами, звуками и взглядами; тысячелетия обращены вспять, а время застыло.
Но потом начинается революция, и тут режиссер иронизирует уже не только по поводу диктатур, но и насчет породившего его Голливуда.
В предыдущем фильме обезьяны ни на кого не нападали, а только оборонялись. Теперь самая агрессивная из них, украсив торс патронташем, скачет на жеребце с пулеметом наперевес. Это стопроцентная сатира на деградацию национального героя Джона Рэмбо – не хватает только повязки на лбу.
Для летнего блокбастера 131-минутная «Революция» слишком дождлива и нетороплива, для серьезного политического памфлета – чересчур красочна и зависима от своих инвесторов. Но получившаяся в итоге середина – вполне себе золотая.
А главное, она полностью соответствует идее сюжета – на планете обезьян спасают, увы или к счастью, лишь компромиссы.
В одной точке мира системный выход таких фильмов кажется делом естественным и логичным: они рассказывают про общечеловеческие ценности свободы, равенства и братства и хорошо на этом зарабатывают. Темы вечные, спрос в последние годы растет, так почему бы не повторяться? Но из других точек мира поток фильмов о благе и обаянии революций может выглядеть и подозрительно. И даже наталкивать на извечные поиски «кому выгодно», хоть Голливуд и кажется издалека слишком сложной системой, чтобы ею мог управлять кто-то, кроме массового зрителя.
Это противоречие — когда благородные обезьяны и корыстные люди по-разному смотрят на одни и те же вещи – впрочем, тоже исчерпывающе описано в фильме.
