Цивилизация
Жанр современного искусства, именуемый перформансом, обязан своим названием слову, отсылающему к понятию спектакля, представления. Однако при этом он изначально понимался как нечто противоположное театральной традиции. Художники-перформеры всегда старались, да и сегодня стараются избегать привычной сцены и зрительного зала, равно как и излишней отрепетированности своих действий. Чем спонтаннее, тем будто бы вдохновеннее.
Но все каноны имеют свойство меняться. Китайский хореограф Шен Вэй, эмигрировавший в 1995 году в Америку, поставил себе целью превратить перформанс в зрелище максимально выверенное, отточенное, драматургически цельное и пластически выразительное. Его опыты по скрещиванию концептуального художественного жеста с современным балетом привели к появлению особого стиля, практикуемого труппой под управлением маэстро. Для расширения творческих возможностей он даже основал в Нью-Йорке собственную компанию «Танцевальное искусство Шен Вэя» (Shen Wei Dance Arts).
Популярность перформансов в исполнении этой команды давно шагнула за океан, однако европейские гастроли у них бывают нечасто. Нынешний «Открытый фестиваль» в Реджо-Эмилии предоставил Шен Вэю сразу два несходных между собой формата, чтобы выявить разные грани его фирменного стиля. В городском театре Valli состоялось трехчастное представление «Re-Turn», где были показаны сценические версии перформансов (два из них демонстрировались в Европе впервые). А в музее Collezione Maramotti труппа Шен Вэя устроила site-specific show (то есть перформанс, созданный специально для места, в котором его показывают). Подобное шоу труппа делала в июне этого года в Нью-Йорке по заказу музея Метрополитен. Однако если у себя дома исполнители при помощи согласованных телодвижений и перемещений в пространстве (которые при некотором допущении можно назвать и танцем) обыгрывали коллекцию мраморных и бронзовых скульптур, то в Реджо-Эмилии фоном для действия стали арт-объекты и инсталляции. Принцип же драматургии остался неизменным:
полуобнаженные перформеры обоих полов на языке пластики трактовали музейные экспонаты и вовлекали публику в освоение архитектоники здания.
Проще говоря, завладевали вниманием толпы и водили ее за собой по залам и лестницам.
В нынешнем варианте соотнесение шоу с архитектурой получилось особенно выразительным – музей располагается в здании бывшей фабрики, где в послевоенные годы шили одежду марки Max Mara. Теперь здесь, конечно, нет ни раскроечных столов, ни швейных машин, но производственная планировка и соответствующий антураж были отчасти сохранены. Так что метания труппы по этажам (включая переезды в лифте) носили даже несколько авантюрный характер. Впрочем, это была лишь видимость авантюры: Шен Вэй славится именно математической точностью своих постановок. Рождая поначалу ощущение хаоса, он весьма жестко контролирует ситуацию. Нет ни секунды, когда бы организованный им псевдохаос переходил бы в сумятицу. Рваные – но в действительности очень просчитанные – ритмы быстро подчиняют себе аудиторию. Помимо воли зритель из пассивного наблюдателя втягивается в соучастие: начинает подыскивать себе все новые и новые позиции, двигаясь вслед за артистами, и поминутно вертит головой, поскольку конфигурация представления постоянно меняется. По сути,
публика исполняла здесь свой, параллельный перформанс, хотя прямых указаний от маэстро никто не получал.
Иная атмосфера царила следующим вечером в театре Valli, где компания «Танцевальное искусство Шен Вэя» давала шоу из трех перформансов – «Near the Terrace», «0-11» и «Re- (Part III)». Золоченые ярусы, потолочные росписи, красный бархатный занавес – могло даже показаться, что сейчас здесь будет показ классического балета или оперного спектакля. Но первые же шаги – вернее, переползания – актеров по сцене эту иллюзию полностью развеяли. Под медитативную музыку эстонского композитора Арво Пярта труппа из 12 человек воплощала аллегорию бренности земной жизни – так можно было расценить увиденное в отсутствие либретто. Пожалуй, этот номер оказался самым ориенталистским из всей программы, хотя Шен Вэй на дальневосточную экзотику обычно никогда не напирает, предпочитая интернациональные метафоры. Относительно короткая интермедия «0-11» запомнилась экспрессией и ловкостью, с которой солистка покрывала свое тело пятнами краски разных колоритов. (Кстати, в музейном перформансе тоже присутствовал эпизод с краской: двое исполнителей окунались в ванну, залитую черной тушью, и скатывались вниз по белоснежному пандусу, оставляя на нем следы – будто в напоминание о давней практике художника Ива Кляйна.) А наибольший эффект на зрителей произвело финальное действо под названием «Re- (Part III)», представлявшее собой умопомрачительную смесь из маршировки, кружений дервишей и судорожных пируэтов.
Босоногие перформеры двигались в таком темпе и по столь витиеватым траекториям, что казалось, столкновения и сбои просто неизбежны.
Однако все завершилось благополучно (надо полагать, отнюдь не по счастливой случайности, а благодаря железной хореографии).
На протяжении шоу ни одного типично балетного па замечено не было: Шен Вэй верен своему методу, предполагающему перенос в артистическое пространство утрированных, преувеличенных телодвижений из жизни вокруг. Да и присущая его работам междисциплинарность не позволяет приравнивать их к танцам как таковым. Поговаривают, впрочем, что к опыту китайско-американского постановщика внимательно приглядываются худруки крупнейших музыкальных театров мира. Так что, возможно, скоро перформансы Шен Вэя начнут теснить на академических подмостках «Жизель» с «Лебединым озером».
