Цивилизация
Конец 70-х годов, Тегеран. Маленькая Марьян беседует во сне с добрым дедушкой Аллахом, а перед сном – с добрым коммунистом-дядей, отсидевшем при шахе и расстрелянном при имаме Хомейни. Девушку, мечтающую стать пророком и персидским Че Геварой, испуганные родители отправляют в Вену подальше от греха. Из пресыщенной вольностями Европы та возвращается в депрессии и с разбитым сердцем в объятия к исламскому фундаментализму и мужу-конформисту, от которых бежит во Францию, где не вылезает из «Орли», то снимая ненавистный хиджаб, то одевая. Возвращаться или не возвращаться? Полтора часа авторской мультипликации и десять лет иранской истории с точки зрения иранки-феминистки. На любителя, конечно же, но таких у нас, чтобы окупить две прокатных копии, слава Аллаху, еще вполне достаточно.
Честно говоря, если отключить «Википедию» и общее гуманитарное образование, то от всего современного Ирана останется всего ничего.
Приличный вяленый инжир в аккуратных целлофановых брикетиках (сорок, кажется, рублей штука). Традиционное неуважение к демократическому Западу. Наголо бритый Ксеркс, практикующий мужеложство, и нынешний президент, похожий на молодого Бармалея, отрицающий, к тому же, Холокост. Наконец, Иран хорошо рифмуется с ураном, о чем все, кому это интересно, ведут с персами многозначительные консультации, цель которых решительно темна.
Иран закрывается. Как следствие – превращается в пародию на самого себя, скандализируется, при этом с тамошним кино, помимо прочих, выполнявшем функцию ликбеза, тоже все не славу богу. В далеких 90-х годах, когда Ксеркса еще не побрили, да и президент был вроде ничего, творили классики – Мохсен Махмальбаф и Аббас Киаростами. Про последнего как-то подзабыли, а первый удалился в изгнание и снял в Таджикистане странный фильм про «секс и философию». В этом году список эмигрантского кино пополнился «Персеполисом» — еще одним персидским фильмом не из Персии, из Парижа, но по форме не менее экзотичным, чем недавнее творение Махмальбафа.
«Персеполис» – рисованная полнометражная экранизация книжек Марьяны Сатрапи, успешной иранской художницы, осевшей во Франции и живописующей свои эмигрантско-диссидентские мытарства в серии графических романов, известных в просторечии как комиксы. Успешной настолько, что «Нью-Йорк Таймс» пригласила ее рисовать авторскую колонку, а «Персеполис» вышел в «Пантеоне», снобистском издательстве, выпускавшем «Маус» Арта Шпигельмана – знаменитый комикс о похождениях мышки в фашистских концлагерях. Для иранского официоза, отрицающего Холокост, сопоставление очень неприятное, так что на последнем Каннском фестивале, где состоялась премьера фильма, иранцы рассылали ноты с протестами. Но если возмущению Тегерана «300 спартанцами» еще можно было как-то посочувствовать, то здесь свидетелем описанных событий был здравствующий автор, которого пригласили на сцену, вручили специальный приз жюри, а в следующем году отправят в Штаты получать «Оскара» за лучшее иностранное кино.
Надо сказать, что у французов, которых американцы издевательски прокатили с «Амели», будут на «Оскаре» некоторые шансы при полном сохранении лица.
В «Персеполисе» правое дело по защите демократии и антиамериканская фронда удачно смешиваются в одном флаконе, а за рисованными героями прячется целая батарея французских див, работавших на озвучивании картины: Катрин Денев, Кьяра Мастрояни, Габриэль Дарье. В общем, похождения свободолюбивой иранки-эмигрантки должны развенчать масс-медийный миф: иранцы не все такие, там есть свободолюбивые мужчины и женщины правильной политической и прочей ориентации, которые сами страдают от фанатиков, говорят на красивом французском, и бомбить таких грешно.
Но как раз данный аспект «Персеполиса», западными критиками особо акцентированный, для нашего зрителя, которому есть с кем сравнивать стражей исламской революции, как и прочих стражей, представляет наименьший интерес. Как ни странно, но как раз в России у «Персеполиса» много больше шансов быть воспринятым как просто человеческая история, на что упирает и сама режиссер, явно недовольная, что на крик ее души слетаются преимущественно политики и правозащитники. В фильме, например, есть совершенно русская тоска по несуществующей родине, когда «здесь» – менты и вертухаи, зато на Западе люди совершенно недушевные. Не такова ли философия всей русской эмиграции? Есть, наконец, и потрясающая иранская бабушка, которая сохраняет упругий бюст, окуная грудь в ледяную воду и насыпая жасмин под лифчик. А после такого человеческого откровения не то что Ксеркс с Бармалеем, но даже уран с инжиром вылетят из головы.
