Не понимаю

Одной фразой можно оправдать все мерзости окружающей нас жизни. Ну, не мерзость, так глупость, самодурство, произвол одного отдельно стоящего идиота или просто ретивого исполнителя. Этой фразой, да еще сделав утомленные глаза, можно горы свернуть. Но горы никто не сворачивает, потому что… Ну, вы понимаете…

Нет, я не понимаю.

Пришел тут в одну крупную ресурсодобывающую компанию. Друг пригласил. Пришел не идеологией заниматься, ничего стратегически не планировать, не быть ничьим представителем, не светиться. Пришел в чугунные клавы красными в ссадинах кулаками вбивать соцреалистические репортажи о нефтянке, о разведке, чтобы на белом фоне черт о семи головах глянцевыми от стекающего «черного золота» ручищами мазал свои свирепые рожи, шеи, клацал 14 челюстями: «Маслянистая пошла!»

Что?

Я дернулся, очнулся от какого-то нефтедобывающего сна.

Сижу в кабинете. Напротив – четверо. Редактор, который еще не знал о серосодержащем дьяволе, юрист ровно с одной головой на плечах, пиарщик с 33 зубами во рту и самый главный бонза, который терпеливо повторял:

– Вы, говорит, только не подумайте, что все тут боготворят нынешнюю власть. Да мы, может, ее больше вашего ненавидим, так как многое наблюдаем вблизи. Иногда — о-о-о-очень близко, – и бонза слегка опустил голову, вяло приподнял палец левой руки и полуприкрыл веки – все это синхронно. – Но вы же понимаете…

Я как-то инстинктивно кивнул. И еще раза два кивнул, чтобы не было сомнений в том, что я «понимаю». А потом подумал: зачем кивнул? Что я понимаю? Что должен понимать? При чем тут вообще власть, если журнал о трубах и рожах, перепачканных нефтью, о газоконденсатных залежах и густой мальте, о полутвердом асфальте и женщинах в битуминозных песках? Но вместо этого лишь промямлил:

– Не, ну это…

После проверки ФСБ в штат меня не приняли. Позвонили, сказали, что я в списке неблагонадежных, но это ничего, вы нам очень-очень подходите, у вас острое перо, и журнал получил бы новый импульс, но вы же понимаете…

Теперь понимаю. Ну, что писать о нефти, мужских руках, эту нефть добывающих, об их женах и детях, осевших черт знает где, о тусклом яичном солнце, висящем низко на фоне нефтяных вышек, можно только при одобрении действий руководства страны. Без фанатизма – но так, поддерживаю. И точка. Для того чтобы изучать поток «Уренгой – Помары – Ужгород», надо пару раз в фейсбук прошептать «Крымнаш», потом еще для закрепления проявителя пошелестеть сухими крылышками: «А Крым-то наш, ребзя!»

Или надо, как полный дурак, встать во время прямой линии и на всю страну начать сбивчиво признаваться в любви к главе государства. Зачем, казалось бы? Потому что без этого главе будет плохо, что ли? Хотя ну что тебе до него? Какого лешего человек, снимавший очень приличное кино и говоривший не столько умные, сколько важные слова, какой бес подбросил его с пластикового стула? Может, это был внезапный порыв?

Но если это не было спонтанным чувством, ураганным порывом, то чего они все боятся? Чтобы что?

Ну что можно отнять у Павла Лунгина? Сжечь на Лобном месте оригинал «Царя?»

Да кому он нужен-то? Конечно, если показательно изорвут в клочья, да еще если, хрюкая, «Остров» с Мамоновым – мне будет жаль. «Остров» нам нужен. Но стоит ли это все такой платы?

Стоит ли очень современный «Современный театр «Русская песня» товарища Бабкиной всей этой бесконечной вереницы госприсяганий, свидетелями которого мы все были?

Стоит ли появление в ящике на крутом федеральном канале во весь рост с жирными титрами «Комментарий Андрея Норкина» в каком-то макабрическом цветовом решении – стоит ли это публичного аутодафе, которое горячий сторонник кадетства исполнил в самые тяжелые дни «Дождя» (организация включена Минюстом в список иноагентов)? Декорации разные, смыл един...

Но когда бес тянет за волосы человека приличнейшего — «вставай, скажи то, что ему будет приятно, польсти немного, а в конце, чтобы не выглядеть слишком умным, спроси, не знаю, об отношениях с Китайской Народной Республикой, как там у нас оформляется с китайцами, все ли в порядке, нет ли проблем каких? И не брыкайся, говорю, две минуты позора, и ты увидишь, какими красками расцветет твоя жизнь, как заколосятся армянским чабрецом поля родные, луговые» – и вот ты уже встаешь…

И все это – «ну, вы же понимаете».

Ни черта не понимаете! И те, кто многозначительно закатывают глаза, интересуясь, тоже ничего такого не понимают. Потому что этот яд был запущен пятым управлением КГБ.

Эта фраза должна была показать диссидентам, что с ними есть некие доверительные отношения. Нейтрализация сближением.

«Ну, мы же с вами понимаем, что гантели и оглобля». Эта фраза выплескивает наночастицы яда. «Мы же». Мы? Кто мы? Филипп Бобков держит за лацкан пиджака Андрея Вознесенского? Бобков касается руки Галины Вишневской? Что понимаем? Что гантели и оглобля? Что они что? Но киваем: да-да-да, именно так, гантели и оглобля, верно говорите, Филипп Денисович, очень метко, впрочем, как всегда».

А может, было так: «Ну, мы же с вами понимаем, Галина Павловна, насколько пагубным будет для виолончелиста продолжение дачных посиделок с антисоветчиком Солженицыным?» И что делает Вишневская с Ростроповичем? Шлет его на фиг, потому что где они и где генерал-лейтенант КГБ?

Вся мерзость этой многозначительной фразы в том, что ею оправдывается любая подлость.

«Да я за свободу слова, Антон, – говорил мне редактор одной московской газеты, – но ты же понимаешь…» И показывал пальцем куда-то на кондиционер или карниз с рольставнями. И это значило: «Да я плевать хотел на твою Конституцию, на закон о СМИ, на ваши хороводы белоленточные, на журналистику и на тебя. У нас тут свои законы. Не нравится – вали. Сгниешь в нищете, это я тебе обещаю».

И я свалил.

Он мог бы положить асфальт не в лужи, но мы же понимаем… А рядом мужик мог и не подписывать письмо за присоединение Крыма, но мы же понимаем… А вон тот, забавный, мог в разгар предвыборной кампании не вешать на театр фотографию видного политика с надписью «Театр с Вами», чтобы то ли пепельницу в парадном новую поставили, то ли купол залатали, но мы же понимаем…

Вы все понимаете. А отвечать, как всегда, форточке, встроенным потолочным светильникам, жалюзи и карнизам.

Именно на них вы сваливаете свой конформизм, трусость, малодушие, страх потерять то, что имеете, и не приобрести взамен вроде как ничего. Чистая совесть и нищета? Как же так, это же несправедливо!

Ну, вы понимаете…