Цивилизация
Недавно в средствах массовой информации появилось сообщение о том, что межправительственная организация, занимающаяся выработкой единых стандартов в сфере противодействия отмыванию (легализации) преступных доходов, FATF рекомендует включить в число преступлений, предшествующих отмыванию, еще и уклонение от уплаты налогов. Эта рекомендация для стран — членов FATF и подписантов соответствующих международных соглашений, таких как, например, принятая в Страсбурге 8 ноября 1990 года конвенция Совета Европы «Об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности», поставит соответствующие проблемы и перед Российской Федерацией.
Между тем предлагаемая правовая новелла вызывает обоснованные сомнения как с точки зрения ее юридической чистоты, так и в плане опасений за корректность возможной правоприменительной реализации, зачастую приобретающей довольно специфические черты в условиях современной отечественной действительности, в том числе в части возложения на российских граждан ответственности по статьям Уголовного кодекса, карающим за легализацию.
С чем борется закон
Существующие в настоящее время запреты распространяются на совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными преступным путем, в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами и имуществом. При этом различие двух содержащихся в УК РФ статей заключается в том, что в одном случае наказывается лицо, занимающееся отмыванием чужого (ст. 174), а в другом — преступно добытого самим отмывателем (ст. 174-1).
В указанных положениях уголовного закона не раскрывается содержание основных использованных терминов, заимствованных из международно-правовых актов. Следует отметить, что первоисточниками действующего российского законодательства, направленного на борьбу с отмыванием (легализацией), явились помимо уже отмеченной конвенции такие юридические документы, как директива ЕЭС «О предотвращении использования финансовой системы для целей отмывания денег» от 10 июня 1991 г.; Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности, принятая резолюцией Генеральной ассамблеи от 15 ноября 2000 г; Парижская декларация парламентской конференции Евросоюза по борьбе с отмыванием денег от 8 февраля 2002 г. и ряд других.
Соответствующее международным подходам определение легализации дано в модельном законе «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных незаконным путем», принятом на XII пленарном заседании Межпарламентской ассамблеи государств — участников СНГ 8 декабря 1998 года. Здесь говорится, что легализация (отмывание) доходов, полученных незаконным путем, — это умышленные действия по приданию правомерного вида пользованию, владению или распоряжению доходами, полученными заведомо незаконным путем. В свою очередь, российский Федеральный закон № 115-ФЗ, принятый 7 августа 2001 года, «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» определяет, что доходы, полученные преступным путем, — это денежные средства или иное имущество, полученные в результате совершения преступления; в то время как легализация (отмывание) доходов, полученных преступным путем, — придание правомерного вида владению, пользованию или распоряжению денежными средствами или иным имуществом, полученными в результате совершения преступления.
Здесь же содержится специальная оговорка, что к такого рода преступлениям не может относиться уклонение от уплаты налогов, а также некоторые иные деяния — невозвращение из-за границы средств в иностранной валюте (ст. 193 УК), уклонение от уплаты таможенных платежей (ст. 194 УК). Указанное исключение в нормативном порядке вошло и в диспозиции статей 174 и 174-1 УК РФ.
В чем же здесь дело? А все объясняется очень просто:
согласно идее, заложенной в международное и национальное законодательство, острие уголовной репрессии должно быть направлено на борьбу с теми доходами в виде денег или имущества, которые добыты противоправным путем и прежде всего за счет совершения тяжких преступлений. Но этого никак нельзя сказать по поводу законно полученных средств даже с оговоркой, что затем какая-то их часть должна поступить в государственный бюджет в виде налогов, сборов или таможенных платежей.
Иными словами, в основе таких активов лежит правопослушная деятельность в отличие от криминальных деяний, базирующихся на торговле наркотиками, вымогательствах, хищениях, проявлениях транснациональной организованной преступности и проч.
По этому поводу известный российский ученый, специалист в области уголовного права профессор Н. А. Лопашенко, разъясняет, что по общему правилу, в результате преступлений виновное лицо получает преступный доход, т. е. увеличивает свое имущество, приобретая преступно то, чего ранее у него не было. Что же касается преступлений, предусмотренных стст. 193, 194, 198 и 199 УК, исключенных законодателем из преступлений, в отношении которых возможна легализация, они не приносят совершившему их преступного дохода в обозначенном выше смысле. В результате их совершения происходит преступное неуменьшение, сохранение прежних размеров своего имущества или имущества организации, в которой это лицо работает (см. «Законность», 2002, № 1).
Из недавней истории
Включенная в действующий с 1997 года Уголовный кодекс норма об ответственности за легализацию первоначально не очень активно эксплуатировалась правоохранительными органами. К примеру, за весь 2003 год были осуждены 6 человек, а всего тогда же направлено в суд 52 уголовных дела. Объясняется это тем, что в то время практика использования статьи 174 и появившейся чуть позже статьи 174-1 полностью еще не сложилась, не было и единых критериев их применения судебно-следственными органами. Даже при существенном возрастании в конце 1990-х — начале 2000-х годов числа возбужденных дел данной категории едва ли не каждое третье из них затем прекращалось по реабилитирующим основаниям.
Однако оперативные и следственные работники очень быстро вошли во вкус. Например, по так называемым «делам ЮКОСа» наблюдалась явная непоследовательность в подходах обвинения. Если по первому делу против Ходорковского и Лебедева, расследовавшемуся в 2003 году, рассматриваемые статьи не были задействованы, несмотря на инкриминированные подследственным хищения, то в аналогичных условиях нового дела (2007—2009 годы) они использовались с избытком, будучи чуть ранее успешно апробированными в других делах против целого ряда менеджеров нефтяной компании.
Причина в том, что складывающаяся правоприменительная практика пошла по пути значительного искажения предписаний закона, прежде всего в сфере доказывания умысла лица на сокрытие противоправного источника происхождения денежных средств или имущества, с которыми совершались те или иные сделки. Такое доказывание отсутствовало вовсе — достаточно было установить наличие предикатного (основного) преступления. В целом можно отметить, что
на сегодняшний день при желании неграмотных, коррумпированных или по-иному злоупотребляющих своими полномочиями стражей порядка под легализацию можно подвести практически любые действия с незаконно приобретенным имуществом за исключением, пожалуй, его личного потребления или уничтожения.
Дошло до того, что Верховный суд РФ вынужден был в своем «Бюллетене» не раз разъяснять на примере исправляемых вопиющих судебных ошибок, что приобретение в ларьке сигарет или возврат долга не является легализацией, поскольку осужденные «не имели цели придания правомерности владения деньгам, полученным в результате совершения преступления» (см. «Бюллетень Верховного суда», 2009, № 8, с. 31).
Печально, но борьба с отмыванием порой приобретала и просто чудовищные формы. Первое в Москве из известных нам уголовных дел, когда обвиняемое лицо было строго наказано за якобы совершенную легализацию, состояло в том, что некий мелкий предприниматель около двух месяцев работал без лицензии, поскольку поданные им для ее продления документы очень долго рассматривались в лицензионном органе. Выявивший этот факт милиция квалифицировала такие действия как незаконное предпринимательство (ст. 171 УК РФ), а поскольку с полученных за два указанных месяца доходов предприниматель добросовестно заплатил налоги, сумма перечисленного в бюджет легла в основу обвинения еще и по статье о легализации. Вряд ли здесь следует объяснять, что законодатель, вводя весьма строгие санкции за отмывание, имел в виду вовсе не такого рода поступки, социальная опасность которых со всей очевидностью равна нулю.
Одуматься, пока не поздно
Что же произойдет, если отпадут ограничения на привязку отмывания к налоговым преступлениям?
Прежде всего, как представляется, для добросовестного и законопослушного сотрудника органов уголовной юстиции будут созданы непреодолимые препятствия по применению нового подхода. Для понимания сказанного представим себе ситуацию, когда некий гражданин, заработав немалую сумму денег, действительно не пожелал делиться ею с государством, уклонился от уплаты налогов и тем самым попал под действие статьи 198 УК РФ. Во-первых, при всем желании любые его действия с заработанными деньгами нельзя подвести под цель маскировки правомерности владения, поскольку он получил их абсолютно законно. Во-вторых, если неплательщик налогов израсходовал свой заработок на различные цели (купил автомашину, отдал долги, оплатил учебу детей, а остаток положил на счет в банке), то как следователю установить, где именно в этой имущественно-денежной массе находятся те самые 13%, которые должен составлять налог на доходы физических лиц, подлежавший направлению в бюджет?
Впрочем, вполне допускаю, что нынешние пинкертоны в погоне за «палочной» отчетностью при полном попустительстве прокуроров и представителей «басманного» правосудия не сильно будут задумываться над доказательственными дилеммами и любому налоговому составу станет сопутствовать довесок, влекущий за собой немалую кару за «легализацию».
В этом случае мы будем иметь дело с довольно кардинальным изменением уголовной политики государства, которая за последние годы была реально переориентирована на гуманизацию, в том числе и в области, непосредственно касающейся состава легализации.
Применительно к статьям 174 и 174-1 имеется в виду недавнее более чем двукратное (!!) снижение максимальной санкции — с 15 до 7 лет лишения свободы наряду с введением альтернативных видов наказаний.
Кроме того, в процессе системной либерализации уголовного и неразрывного связанного с ним уголовно-процессуального законодательства вместе с более строгим контролем за качеством судебно-следственной работы за последние годы наблюдается существенное снижение показателей экономической преступности вообще и количества зафиксированных случаев легализации в частности. Если обратиться к данным, опубликованным на официальном сайте МВД РФ, то там указано, что в период января — ноября 2010 года было зарегистрировано 1806 случаев уголовно наказуемой легализации, но за аналогичный период прошлого года их стало намного меньше — 683. Эта тенденция подтверждается и данными, приводившимися 14 февраля 2012 года председателем Верховного суда РФ В. М. Лебедевым на совещании руководителей судов общей юрисдикции: резко сократилось число санкционированных судами арестов, в том числе за счет отказов в заключении под стражу предпринимателей («Коммерсантъ», 15.02.2012 г.).
Нетрудно представить, что с введением в действие нормы, позволяющей вменять в вину совокупность налоговых преступлений и отмывания, вновь увеличится число лиц, привлекаемых за легализацию, причем без достаточных к тому оснований.
Так, если бы это произошло уже в 2010 году, оспариваемый подход мог бы распространиться на указанные на том же сайте МВД 14 449 дел налоговой направленности со значительным возрастанием размера определяемого судами наказания.
Но, может быть, хватит расширять пределы и без того немалой криминализации поведения наших сограждан, очерченные суровыми рамками Уголовного кодекса? Тем более что наработки FATF носят во многом рекомендательный характер, оставляя широкие возможности для усмотрения национальному законодателю.
В конце концов, стабильность правовой нормы есть один из критериев ее качества и эффективности. Видимо, в данной ситуации следует прислушаться к мнению древнего китайского мыслителя Шан Яна, который сказал: «Если выгода не будет десятикратной, законов не меняют».
