Несколько лет назад, когда единый госэкзамен только еще внедрялся, споры о нем волей-неволей носили отвлеченный характер. Опыта применения не было, и о последствиях приходилось только гадать. Сторонники нового порядка напирали на то, что он, во-первых, современен и объективен, поскольку тестовая система сводит на нет необразованность и предвзятость экзаменаторов; во-вторых, антикоррупционен, поскольку сдача экзаменов и поступление в вузы определяются суммой набранных баллов и перестают зависеть от «человеческого фактора». И, в-третьих, несет справедливость, так как уравнивает шансы бедных и богатых, титулованных и нетитулованных, провинциалов и москвичей.
Критики возражали на это, что тестовая система ориентирует не на творческое овладение материалом, а на механическую зубрежку некоей суммы стандартизированных сведений. Что же до коррупции и вообще человеческого фактора, то в наших условиях они всегда найдут способ сказать решающее слово.
Пока опыта реального применения ЕГЭ было накоплено мало, выбрать, кто прав в этом споре, оставалось делом личных вкусов. Теперь этого опыта уже достаточно для хотя бы предварительных выводов объективного порядка.
Как ни странно, ответа на ключевой вроде бы вопрос — повысил ли ЕГЭ средний уровень российского образования — всерьез не ищут.
А ведь если система ЕГЭ остановила длящееся уже десятилетиями снижение качества образования, то это искупило бы все издержки. Если же не остановила, то в этой системе просто нет особого смысла, даже если и признать издержки ее внедрения более или менее терпимыми.
Если судить по косвенным признакам, то спад уровня российского образования за последние пару лет вспять не повернулся. Но широких и независимых проверок, проведенных объективно и по мировым стандартам, почему-то нет. Так что ответ на главный вопрос остается открытым. Может быть, из-за того что шум, поднявшийся, когда стали проясняться ответы на прочие вопросы, все заглушает.
Уже вполне определенно можно сказать, что преград коррупционности ЕГЭ не создал. Студенты за умеренную мзду сдают школьные тесты вместо выпускников. Учителя и образовательные чиновники в массовых масштабах вытягивают своих питомцев. Писк сезона — группа «САМОподготовка к ЕГЭ» социальной сети «ВКонтакте», за деньги посылающая на мобильники ответы на тесты, в которой зарегистрировались 300 тысяч человек. Всего этого вместе взятого вполне достаточно для вывода, что результаты проверки знаний в 2011 году уж никак не менее фальсифицированы, чем в годы, предшествующие внедрению ЕГЭ.
Винить за это сам порядок единых госэкзаменов вряд ли справедливо.
В обществе, где плата за «решение вопроса» является нормой, а попытка уклониться от ее внесения так или иначе наказывается, никакой отдельно взятый участок, никакая спущенная сверху схема работы не может стать убежищем от коррупции.
Надежды на то, что тестовая система сделается таким убежищем, оказались иллюзорными. И немалым сюрпризом оказалось бы, если бы они оправдались. Любая система, даже и самая стандартизированная и унифицированная, все равно управляется людьми и поэтому так или иначе будет подчинена их обычаям. Системная коррупция — именно такой обычай, и та официальная «борьба», которая на всех фронтах с нею ведется, никак не является признаком способности и даже желания ее преодолеть. ЕГЭ в этом смысле не лучше и не хуже прочих официальных процедур.
Примерно то же самое можно сказать и о социальной справедливости, предположительно, вытекающей из того, что все и всюду сдают одни и те же тесты и тем самым имеют равные шансы поступить затем в вузы, включая и элитные. Наша страна — страна огромного и неубывающего неравенства, непомерных привилегий одних перед другими и, в частности, привилегий в образовательной сфере. Такова социальная ситуация, «отменить» которую с помощью процедурных манипуляций заведомо невозможно.
Не исключено, что ЕГЭ немного упростил талантливым провинциальным ребятам доступ в продвинутые вузы. Но, даже если такое явление и существует, его реальный масштаб не установлен никакими объективными проверками.
Существуют лишь рекламные заявления властей и близких к ним образовательных менеджеров, жонглирующих отдельно взятыми благими примерами. Но ведь отдельно взятые таланты пробивались и при старом порядке.
Притом некоторые из застарелых проблем новый порядок даже усугубил. Скажем, в регионах с особо прочными патриархальными традициями, например в северокавказских, издавна культивировалась блестящая экзаменационная статистика. Традиция как традиция, но только с введением ЕГЭ она обрела смысл выдачи входных билетов в лучшие вузы. Слухи о размахе этого явления, вполне вероятно, преувеличены. Но оно существует и достаточно откровенно признается.
«На сезоне ЕГЭ живут как в сезон рыбалки», — так глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров отозвался о продаже экзаменационных баллов работниками местных школ.
ЕГЭ существует уже достаточно долго, чтобы перестать смотреть на него как на неиспытанную в деле новинку и начать честно и непредвзято изучать его реальные результаты во всем их богатстве и разнообразии. Ведь без этого не решить, как с ним быть дальше.