Цивилизация
После избрания нового главы РПЦ только ленивый не называл его эффективным менеджером. Враги патриарха Кирилла произносили эти слова как бранную кличку, почитатели — как комплимент.
На первом же синоде, прошедшем под его началом, патриарх уверенно продемонстрировал все качества умелого управленца. Реорганизовал структуры, от которых не было проку, создал новые, поставил руководить ими своих людей.
Отодвинул бывшего конкурента митрополита Климента, но не слишком далеко, чтобы противники вконец не озлобились. Корабль готов к плаванию, кормчий твердо держит в руках штурвал. Куда же плыть?
Казалось бы, характер перемен ясно указывает на будущий курс. Вовсе не случайно создан новый синодальный отдел по взаимодействию с обществом, который возглавил протоиерей Всеволод Чаплин. Раньше он занимался этим в Отделе внешних церковных связей, без устали оглашая позицию РПЦ в прессе. Теперь пиаром займется целый информационный отдел, который (невиданное дело!) возглавил мирянин Владимир Легойда, редактор православного журнала и профессор МГИМО. И, наконец, новый начальник — епископ Меркурий — пришел в отдел образования и катехизации. Прежде он на ниве церковного образования замечен не был, зато молод и энергичен.
Нет сомнений, патриарх Кирилл собрался усилить роль церкви в жизни общества, придав ей новый миссионерский импульс. Неясным, правда, остается главное — какую форму примут эти амбициозные планы.
Когда 20 лет назад на церковь обрушилась свобода, она оказалась в нелегком положении. Популярность ее была велика, но, что с ней делать, она не знала. У русского православия не было исторического опыта взаимодействия с обществом напрямую. В старые добрые времена церковь во всем полагалась на государство — своего защитника и благодетеля. Когда после революции благодетель в одночасье превратился в грозного гонителя, она оказалась изолирована от общества глухой стеной и никакими социальными навыками не обогатилась. И вот гонитель, словно по мановению волшебной палочки, превратился в прежнего благодетеля. Соблазн кинуться к нему на шею был очень велик.
Поэтому не удивительно, что отношения церкви с обществом начали строиться через старого, испытанного посредника — власть. Именно его РПЦ призывала на помощь, чтобы осуществить свои излюбленные проекты — преподавание основ православной культуры, введение института военного священства и так далее и тому подобное. Именно к его услугам прибегала, чтобы защититься от конкуренции со стороны иных конфессий. Такого рода альянс вполне устраивал и власть, которая все эти годы маялась в поисках новой идеологии. И церковь охотно поставляла для нее строительные блоки — героическое прошлое, патриотизм, нравственность — в упаковке традиционного православия. Однако
постепенно выясняется, что официальное и неизбежно казенное православие вызывает равнодушие у широкой публики. Опросы показывают, что люди не прочь числиться православными, коли нынче так принято, но не рвутся посещать церковь и уж тем более не спешат воплощать церковные установления в жизнь.
Отмеченная печатью официоза церковь не имеет для них морального авторитета. Как жили, так и живут.
Интеллигенцию же раздражает тот факт, что православие пользуется прямой поддержкой государства для навязывания себя обществу. Параллели с коммунистической идеологией, которая тоже насаждалась принудительным путем, возникают сами собой.
Между тем у РПЦ за 20 лет свободы появился и иной опыт. Он невелик да и по природе своей малозаметен для постороннего глаза. Входя в церковную жизнь, люди начинают чувствовать связь друг с другом, основанную на глубокой приверженности общим ценностям. И это становится основой для солидарности и взаимовыручки. Трансформировавшись в дела, вера обретает притягательность для тех, кто появляется в храме от случая к случаю. «Захожане» становятся прихожанами. Это и есть зародыш настоящего миссионерства. Со временем оно может выйти и за пределы церковной ограды, давая пример взаимопомощи и благотворительности обществу в целом. И действительно помочь структурировать предельно разобщенный российский социум. Наряду с другими средствами укрепления общественной солидарности.
Приходская жизнь растет снизу, но направляется она сверху — священником. Без его инициатив и руководства эта сторона церковной жизни легко приходит в упадок. Между тем клириков, знающих, как строится приходская жизнь, и умеющих ее наладить, в РПЦ почти нет.
Этому не учат в семинариях и академиях. Это не поощряется архиереями. Поощряется другое — наработка спонсорских связей и умение наводить мосты с властью, чтобы успешно лоббировать церковные интересы. Распространение православия через активизацию приходской жизни — единственное, что может укрепить авторитет церкви в обществе.
Конечно, это процесс медленный, не поддающийся количественному учету и приносящий плоды, которые не сразу бросаются в глаза. Другое дело — провести громкое православное мероприятие, призывая раз и навсегда покончить с безнравственностью или, того лучше, с богомерзкой коррупцией. Или поддержать власть в ее самозабвенной борьбе с внешними и внутренними врагами. Или отметиться в СМИ бесстрашной битвой за чистоту православия. Или вывесить на улицах растяжки «Встретим Пасху Христову». А еще лучше слетать с важными сановниками в Иерусалим за благодатным огнем.
Но если управленческая реформа в РПЦ сведется к усилению такого «паркетного православия», церковь и общество не станут ближе. Даже если информационные каналы между ними будут отлажены на уровне мировых стандартов профессором МГИМО.
