Цивилизация
В Центре макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования была разработана концепция стратегического развития, которая должна обеспечить высокие темпы роста ВВП — порядка 7–7,5% — на горизонте до 20-го года и решить технологические и социальные проблемы. В итоге уже к 2020–2025 гг. Россия сможет войти в клуб стран — мировых экономических лидеров. Логику проектного подхода излагает ведущий эксперт ЦМАКП Дмитрий Белоусов
В основе статьи доклад, сделанный на конференции «Стратегии развития России с 2008 года», которую организовали Ассоциация независимых центров экономического анализа (АНЦЭА) совместно с Экономическим факультетом МГУ им. М. В. Ломоносова.
За последние годы российская экономика, несомненно, достигла значительных успехов. Экономический рост в России в последние годы существенно опережает мировой. В этом году он составит 7,5%, что чрезвычайно много. Инвестиционный бум идет, доходы населения растут. Вроде бы замечательно. Зачем в таком случае думать о смене курса?
На самом деле думать придется. Анализ показывает, что в перспективе мы стоим перед несколькими масштабными вызовами.
Макроэкономический — исчерпание возможностей интенсивного развития в сложившейся структуре экономики.
Сырьевой — быстрый рост капиталоёмкости добычи полезных ископаемых (нефти и газа), снижение рентабельности и инвестиционной привлекательности проектов. Ситуация с добычей энергоносителей такова, что, по прогнозным сценариям, не предусматривающим интенсивной реализации проектов по добыче и транспортирове нефти с новых месторождений, причем проектов достаточно капиталоемких, мы быстро вступим в фазу снижения добычи нефти и, соответственно, снижения ее экспорта. Что скажется на платежном балансе. Чуть лучше, но тоже не блестящая ситуация с газом.
Социальный — стабильно высокий уровень бедности; «запертость» социального эффекта роста (проявляется в высокой и растущей дифференциации, причем стабильно высокой на фоне растущих «в среднем по стране» реальных доходов населения, возникновении «застойной бедности», деградации человеческого капитала). Сейчас результаты экономического роста не доходят до примерно 40–50% населения.
Демографический — старение населения, в перспективе быстрый рост пенсионной нагрузки. Возникновение шлейфа проблем, связанных с миграцией.
Технологический — начало в развитых странах нового большого этапа в развитии технологий плюс перенос в индустриализующиеся страны современных «высоких технологий», что существенно обострит конкуренцию. Если мы не справимся с ростом застойной бедности, ведущей к деградации человеческого капитала, и с технологическим вызовом, мы можем лишиться места на продуктовой карте товаров высокой степени обработки. Развитые страны будут производить продукцию по качественно новым стандартам, задаваемым развитием нанотехнологий, конвергенцией ИКТ с массовым производством и потреблением и так далее. Современные высокие технологии, в освоении которых мы в последние 10–20 лет не преуспели, в соответствии с существующими последние лет 100–120 законами технологического развития будут транслироваться в такие страны, как Китай. И они получат только дополнительный ресурс роста.
В совокупности реализация этих вызовов способна привести к существенному замедлению экономического роста — до 3–4% в год, стабильно высокой инфляции, возникновению зон социального неблагополучия.
При этом минимально необходимым для России является рост в 5–5,5% в год. Поэтому нам нужно искать новые ресурсы, новые источники, новые опоры роста.
Правда, за последние два года произошел благоприятный сдвиг в конкурентоспособности. Создаются сложные конкурентоспособные производства. Но, тем не менее, пока они обеспечивают порядка половины прироста ВВП. Все остальное приходится так или иначе на рост доходов от экспорта.
В этой ситуации возможны два принципиальных варианта. Первый — это находящаяся на слуху идея чисто институциональной реформы, «настройки институтов» (создание институционального порядка, способного обеспечить развитие российского бизнеса, плюс, конечно, решение «точечных» задач в отдельных отраслях экономики). Ключевая идея здесь — сближение российских институтов с западными, повышение прозрачности бизнеса и институциональную отладку экономики в целом.
В принципе, это красивый вариант, но проблема состоит в том, что он не решает главной задачи, поскольку, скорее всего, не сможет способствовать существенному изменению структуры экономики.
Проблема состоит в том, что российская экономика расколота на ряд блоков, принципиально различающихся по режиму развития. Структура соответствует многоукладной и очень сильно сегментированой экономике, и она закрепилась в определенных укладах, то есть в способах взаимодействия, замыкания производств, ресурсов, человеческого капитала, в обеспечении финансовых кругооборотов, в институциональных порядках, в которые встроены — по-разному — экспортоориентированные и внутреннеориентированные производства на локальных рынках с соответствующими правилами игры. Это проявляется и в структуре кредитов, прибыли, инвестиций и т. д.
Институты, как известно, работают для всех. Скорее такой подход приведет к тому, что чемпионы выиграют, а проигравшие проиграют.
В этой ситуации одно лишь развитие институтов, не подкрепленное прямыми действиями по разблокированию имеющегося потенциала развития, приведет лишь к закреплению сложившейся структуры экономики. За счет одного лишь развития институтов в этой ситуации мы не сможем получить принципиального сдвига. Да, например, мы облегчим переток капитала между секторами экономики. Вопрос только, почему от этого капитал будет сильнее идти, например, в машиностроение, а не усилится его концентрация там, где он и так сконцентрирован — в металлургии, например, в энергетике, в нефтегазовом комплексе.
Другой подход, условно проектный, предусматривает дополнение институциональных мер.
Вернее даже не дополнение, а формирование определенного каркаса экономической политики. Конкретно реализация проектного управления предполагает
• постановку конкретных целей;
• выработку плана действий, привязанного к ресурсам и этапам реализации;
• формирование субъекта, который будет реализовывать эту политику через организацию взаимодействия между основными игроками — государством, регионами с их специфическими интересами, крупным бизнесом и организованным средним бизнесом, определение взаимной ответственности;
• осуществление системы обеспечивающих мероприятий инфраструктурного (в том числе и в первую очередь развитие соответствующей системы образования) и институционального характера;
• формирование системы сопровождения проектов общенационального уровня.
Понятно, что проекты не могут и ни в коем случае не должны покрывать все экономическое пространство.
Реализация проектов уместна там, где есть необходимость и возможность реализовать конкурентные преимущества: это энергетика, сфера высоких технологий и транспорт.
Там, где есть крупные бизнес-субъекты, которые способны стать партнерами и имеющие долгосрочное видение перспектив развития. Там, где можно просчитать результаты от реализации проектов, выявить конкретных бенефициаров, выгодополучателей. Классический пример — это, конечно, транспорт. Желательно, где можно, интегрировать реализацию проектов в долгосрочное бюджетное проектирование.
Второй контур проектного подхода — это обеспечивающие действия. В первую очередь, это формирование инфраструктурных сетей, которыми пользуются, конечно, все, но которые, тем не менее, в той или иной степени ориентированы на поддержку и реализацию проектов. В первую очередь, это финансовая система, система образования, система управления.
Машина не заработает, если импульс развития не будет транслирован на основную массу производств, которые могут быть не включены в реализацию этих крупных проектов. Поэтому третья ступень направлена на совершенствование институтов, обеспечивающих технологический трансферт, возможность доступа к плодам реализации проекта, в том числе к созданным инфраструктурам, и т. д.
Кроме того, институциональный фактор может использоваться для управления процессами привлечения иностранных инвестиций.
Надо сказать, что в рамках реализации проектного подхода мы сталкиваемся с рядом рисков и ограничений ограничениями.
В топливно-энергетическом комплексе это рост капиталоемкости, ведущий, в частности, к снижению инвестиционной привлекательности новых проектов. Правда, отчасти ситуация может быть смягчена за счет использования новых технологий, что тоже, в свою очередь, порождает технологические риски и требует определенного проектного подхода, проектного видения.
В сфере транспорта один из главных на сегодня проектов, обеспечивающих реализацию нашего транзитного потенциала, — это использование наших широтных железнодорожных магистралей (в первую очередь Транссиба) как основы для транспортного коридора север — юг. Однако здесь мы потенциально проигрываем Китаю. Идея сделать самоподдерживающийся, самоокупаемый проект «Восток — Запад» на базе Транссиба, прежде всего, все менее интересна для участников рынка перевозок. Пока мы говорим в основном о решении ряда некрупных и в значительной мере институциональных проблем — вопросов безопасности, логистики, позиционирования конкретного груза, что в общем недорого и требует в большей степени наведения порядка, китайцы быстро и интенсивно строят «Трасеку». «Трасека» короче, она в отличие от Транссиба выходит на Шанхай, который интенсивно развивается. Пока мы говорим, они делают.
Кроме того, в части тех же широтных магистралей усиливается наша внутренняя конкуренция по поводу стратегических направлений их использования (например, есть идея использовать Транссиб для крупнотоннажной перевозки угля с сибирских месторождений к электростанциям). Отсюда уже вопросы пропускной и провозной способности встают, организации движения и так далее.
Большой потенциал, в принципе, есть в высокотехнологичной сфере. Мы на третьем месте по численности занятых, входим в десятку по совокупным масштабам НИОКР и по паритету покупательной способности. Главная проблема — это разрыв между требованиями бизнеса, направленными на повышение конкурентоспособности, и тем, как видят проблему научные организации и государство. Вернее, у этих трех субъектов существует три разных подхода к выбору приоритетов в сфере НИОКР, которые чрезвычайно плохо совместимы. Отсюда же, в конечном итоге, берут начало известные проблемы и ограничения развития нашего научно-технологического комплекса:
• недостаточная концентрация ресурсов на приоритетных направлениях;
• продолжающаяся деградация и деквалификация кадрового потенциала в ряде секторов науки;
• отсутствие совместного видения приоритетов технологического развития у государства и бизнеса;
• отсутствие институтов поддержки и реализации крупных высокорискованных проектов;
• искаженная мотивация инновационной деятельности компаний (ассортиментные инновации).
В результате у нас расходы на НИОКР (по паритету покупательной способности) примерно как у Италии, а результаты примерно как у Словакии.
Главный вопрос в управлении долгосрочного развития не «что делать?» а «кто будет это делать?». Это вопрос формирования, становления субъекта развития, без которого у нас вообще вряд ли что-то получится. Это может быть сделано только на базе взаимодействия, диалога четырех основных сил.
Во-первых, это федеральный центр, обладающий общественной легитимностью на принятие крупных решений и, как можно надеяться, долгосрочным видением. В последние годы он накопил значительный объем финансовых ресурсов и имеет в распоряжении активы, в том числе и ресурсы госкорпораций.
Во-вторых, это компании, которые являются конкретными интересантами в реализации проектов. У них тоже есть долгосрочное видение, причем, как показывает практика, оно более долгосрочное, чем у федерального центра, как ни странно. Даже до 2030 г. есть планы в ряде случаев. Кроме того, российские компании обладают необходимой договороспособностью, чтобы формировать соответствующие сети внешних контактов, необходимые для осуществления проектов, реализующих на глобальном рынке российские конкурентные преимущества.
В третьих, это субъекты Российской Федерации, которые несут социальную нагрузку и контролируют (в силу распределения полномочий) ряд ресурсов на своей территории, в том числе природных (лес, например).
И, наконец, это тот слой средних инновационно активных компаний, которые способны реально абсорбировать организационные и технологические результаты, тот рост спроса, который может породить реализация экспортоориентированных проектов, и способны обеспечить это самое развитие.
Ключевой вопрос в том, как превратить этот слой в реальную действующую силу, что возможно через те или иные формы коопераций, ассоциаций.
В принципе, технологии формирования такого субъекта уже есть. Отчасти уже набран опыт частно-государственного партнерства, в том числе в рамках софинансирования проектов (и под это сейчас создаются специальные финансовые институты развития). Существует практика консультирования и согласования планов государства и крупных компаний, в том числе «Газпрома», РАО ЕЭС, РЖД. Отчасти это только сейчас полученный опыт в ходе реализации российских технологических форсайтов.
В качестве примера реализации предлагаемого проектного подхода можно рассмотреть научно-промышленную, которая включает в себя:
• создание (силами государства и негосударственных аналитических центров) системы мониторинга новых технологий;
• обеспечение совместного видения направлений и механизмов технологической политики государством и представителями бизнеса (технологический форсайт);
• концентрация ресурсов на ограниченном числе прорывных проектов, обеспечивающих выход технологий на качественно новый уровень и высокие системные эффекты;
• формирование инфраструктуры национальной инновационной системы. Институциональное оформление рынка технологий, включая защиту интеллектуальной собственности;
• и, наконец, last, but not least, стимулирование инновационного обновления производства, обеспечение технологического трансферта, обеспечивающего трансляцию технологических результатов с верхнего уровня, с уровня чемпионов, на уровень массовых компаний через формирование инфраструктуры национальной инновационной системы.
Реализация проектного подхода в сочетании с созданием условий для распространения позитивного эффекта (рост доходов и спроса, развитие технологий) на массовые отрасли позволит России преодолеть ограничения перспективного периода.
Будут обеспечены высокие темпы роста ВВП — порядка 7–7,5% — на горизонте до 20-го года, которые, в принципе, достаточны для решения тех технологических и социальных проблем, которые перед нами стоят. В итоге уже к 2020–2025 гг. Россия сможет войти в клуб стран — мировых экономических лидеров.
Если мы попытаемся двигаться даже не чисто инерционным путем, а путем реализации только лишь энергосырьевых преимуществ, то мы достаточно быстро скатимся на уровень ниже 5%, который, по расчетам, не позволяет решать даже социальные вопросы — вопросы ликвидации массовой бедности, формирование очагов развития и т. д.
