Потерянная столица

Круг замкнулся. В 1988-м, когда пятимиллионным ленинградцем был объявлен новорожденный Павел Русаков, Северная Пальмира стояла накануне великих свершений. Город уверенно играл роль второй столицы перестройки и многого от нее ждал.

Этими днями торжество повторилось: среди двухсот младенцев, ежесуточно появляющихся здесь на свет, вновь выявлен пятимиллионный житель великого города. Точнее, жительница — Люда Шаркова. Но с большими городскими надеждами это счастливое семейное событие на этот раз не совпало, скорее навело на раздумья о том, что свершения прошедшей четверти века обернулись для города неожиданной стороной, а лучезарные надежды не оправдались. Сегодняшний сытый и размалеванный в приторные цвета Петербург куда скучнее и неувереннее в себе тогдашнего полуголодного и обветшалого Ленинграда.

Строго говоря, никто на самом деле не знает, сколько в Петербурге жителей. В том числе и казенная статистика. Но если поверить, что какую-то часть действительности она улавливает, то свою «пятимиллионность» город утратил в 1992-м и после этого ежегодно сокращал число жителей вплоть до начала 2008-го, когда в нем, если верить Росстату, обитало 4,57 млн человек.

А потом тенденция чудесным образом развернулась. Только с начала нынешнего года, потеряв в результате естественной убыли (т. е. превышения смертности над рождаемостью) несколько тысяч человек, но выиграв благодаря миграционному приросту несколько десятков тысяч новых жителей, Петербург вновь стал пятимиллионником. Таков официальный подсчет.

На самом деле в Петербурге живет сейчас явно больше пяти миллионов человек, а ежегодный миграционный баланс, если взять в расчет еще и прилегающие районы Ленинградской области, близок, видимо, к 100 тысячам в год.

Вместе со своей ближайшей округой Петербург поглощает, предположительно, одну пятую от общего числа мигрантов, устремляющихся в несколько притягательных точек на карте России, и занимает в этом списке второе место после Москвы.

Стоит уточнить, что больше половины всего этого потока переселенцев – выходцы из российских же регионов, причем вовсе не только из северокавказских. Остальные в основном из стран СНГ, особенно из Центральной Азии, но также из Белоруссии, Украины и Молдавии.

Как бы то ни было, стремление стольких людей поселиться именно здесь говорит о том, что они верят в процветание Северной столицы, которое неразрывно, как многие думают, связано с пребыванием у власти петербургской президентской династии.

И ошибаются. Процветание этого типа в сегодняшнем Петербурге явно увядает. Долгие годы он обгонял остальную Россию и по скорости экономического роста, и еще того более по темпам подъема жизненного уровня обитателей. Но сейчас этому приходит конец.

В 2011-м индекс промышленного производства в обрабатывающих отраслях еще успел вырасти здесь вдвое больше, чем по России в целом. А за прошедшие месяцы нынешнего года скорости роста этих индексов, плавно замедляясь по России и резко по Петербургу, уже почти сравнялись. Объем работ в строительстве за январь--июль 2012-го по России вырос на 3,7%, по Петербургу – на 1,5%. Среднемесячная зарплата в номинальном исчислении, т. е. без поправок на инфляцию, выросла в первом полугодии нынешнего года по сравнению с первым полугодием прошлого, если верить Росстату, на 15% по России и на 11,6% по Петербургу. А реальные (т. е. с поправкой на инфляцию) доходы всего населения (зарплаты, пенсии, пособия, стипендии) увеличились за тот же период по России на 3,0%, по Петербургу – на 2,8%.

Северная столица от таких соотношений давно отвыкла. Хотя ничего таинственного тут нет. В 2011-м инвестиции в основной капитал в Петербурге разом упали на 29% (а в целом по России выросли на 8,3%). И никакого восстановления после этого крушения не просматривается. В первом полугодии 2012-го инвестиции в основной капитал по России выросли по сравнению с тем же отрезком прошлого года на 11,6%, а в Петербурге увеличились на микроскопические 1,1% и в последующие месяцы уже просто поехали вниз. Петербург так долго наслаждался прямыми и косвенными федеральными инвестициями, и вдруг сладкая жизнь закончилась.

Путинской Москве надоело закачивать казенные деньги в старую родину. Прежние фавориты забыты ради новых. Лидер нации все больше времени проводит в Сочи и все реже показывается в Петербурге.

Ничто, конечно, не мешает гигантскому мегаполису расти и процветать более современным способом, опираясь не на пожалованные «московскими петербуржцами» нефтедоллары, а на местную инициативу и предприимчивость. Но как-то не видно готовности к этому ни снизу, ни тем более сверху.

Губернатор Полтавченко – полная противоположность своему московскому коллеге Собянину, брызжущему идеями и проектами. Говорит мало, коротко и неясно. Делает еще меньше. В качестве главных достижений нового городского правительства за год работы местные остряки особо выделяют малоснежную зиму и нежаркое лето. Крупных решений в Смольном теперь стараются не принимать. Да и некрупных тоже. Городской бюджет в реальном исчислении сжимается, но у местных властей нет никаких соображений насчет того, чтобы тратить теперь деньги принципиально по-другому. Они даже не догадываются, что это вообще возможно.

Новый градоначальник – первый после долгого перерыва, у которого нет для Петербурга воодушевляющих лозунгов. Собчак обещал вернуть городу столично-имперский блеск. Яковлев – возродить его советскую благоустроенность и промышленную мощь. Матвиенко – внедрить в Петербурге стандарты мегаполисов Западной Европы. Своих посулов не выполнил никто, но каждый из этих лозунгов действительно выражал реальные потребности и поэтому не может быть снят с повестки.

А вот самое духоподъемное, что придумали для Полтавченко: «Превратить Петербург в самый влиятельный центр Северной Европы». Мысль явно пришлась губернатору по душе, и он охотно ее повторяет, когда нужно сказать нечто концептуальное.

Так и видишь, как рядовой петербуржец ночью ворочается в постели и от волнения не может заснуть: как бы поскорее сделать родной город влиятельнее Рейкьявика, а заодно и мучается мыслью, что же это значит – «влиятельнее»? Неужели убедить шведов, финнов и норвежцев перенять петербургские законы против геев?

Ведь безыдейный провинциализм петербургского правительства гармонично дополняется идеологизированным провинциализмом городского парламента, главным оратором которого является Виталий Милонов. В некотором роде это уже фигура федерального масштаба, но ему все-таки не встать в один ряд с передовиками-охранителями из Госдумы. При всем сходстве стиля и даже биографий (и он, и они начинали когда-то демократами), размах высочайших поручений и вытекающего из них законотворчества в Охотном Ряду куда грандиознее. В Мариинском так не разгуляешься.

Интеллектуальный вакуум сегодняшних петербургских властей – это очевидный шанс для местной оппозиции. Вроде бы самое время перехватывать инициативу и вести за собой город. Но наша оппозиция никогда не упустит шанса упустить свой шанс.

Петербургский оппозиционный актив, погруженный в сложные отношения между собой, весьма смутно представляет, чего вообще он хочет добиться для города, кроме свободных шествий и свободных выборов градоначальника.

В остальном он вполне консервативен и даже ультраконсервативен, сплачиваясь лишь ради градозащиты, т. е. попыток спасти от сноса или перестройки то одно, то другое здание в историческом центре. Попыток, всегда заканчивающихся неудачей. Причем неудачей по-своему логичной: ведь какой-либо позитивной концепции градостроительства у оппозиции нет, поэтому она постоянно в обороне и никогда – в наступлении.

Не говоря об общей для здешних оппозиционеров уверенности, что подлинная борьба за судьбы страны, включая и судьбы Петербурга, будет происходить в Москве и вообще все существенное будет решаться в Москве. Здешние оппозиционеры конца 80-х рассуждали совершенно иначе, поэтому тогдашний Ленинград и был одной из политических столиц страны. Их сегодняшние преемники инстинктивно выбирают для себя роль непритязательных провинциалов.

Их не надо так уж винить, потому что именно такую роль выбирают сегодня и рядовые жители Петербурга. Город устал. Соревнование с Москвой за столичность несколько раз обернулось конфузом. Или большим самообманом, как это было с первоначальным энтузиазмом относительно Владимира Путина, «нашего человека во главе государства». Энтузиазм иссяк. Петербург, который трижды голосовал за президента-петербуржца дружнее, чем Россия, в четвертый раз отдал ему гораздо меньше голосов, чем в среднем по стране.

Новых идолов нет и не хочется. Но и объединяющих идей тоже нет.

Давно уже Северная столица не была такой сонливой и провинциальной с виду. Не надо только воображать, что это навсегда. Амбиции не проспишь.

Никому не упразднить культурную матрицу, которая раз за разом заставляет Петербург вспоминать, что он столица. И выдвигать людей и идеи. И соревноваться за влияние не с Рейкьявиком, а снова и снова с Москвой.