Цивилизация
Склока вокруг постов в будущем кабинете Дмитрия Медведева явно начинает претендовать на роль серьезной общественной проблемы. Особенно много толков идет насчет великой битвы в треугольнике Медведев — Сечин — Шувалов. Сечину в медведевском правительстве места нет, сообщают одни источники, ведь они с Медведевым друг друга на дух не переносят. Нет, докладывают другие, Сечина съесть не так-то просто, он работает над тем, чтобы медведевское премьерство побыстрее провалилось, и для этого заранее лишает его главной опоры — Игоря Шувалова, компромат на которого так вовремя утек в Financial Times и Wall Street Journal.
Казалось бы, чисто житейская ситуация. Что может быть нормальнее взаимных подкапываний, доносов и утечек, когда в дележку идут такие лакомые должности? Но нет. Оказывается, в этом споре помимо личных проблем решаются еще и судьбы отечества.
И вот солидное издание в своей редакционной статье подробно и серьезно рассуждает о «либерале Игоре Шувалове, без которого правительство Медведева будет неполноценным», о «противостоянии условных партий Сечина и Медведева» и даже о том, что, борясь за душу Путина, каждая из этих двух группировок «отстаивает более или менее понятные ценности».
Ценителю исконных народных промыслов, конечно, приятно видеть, что до сих пор живо любимое занятие кремленологов, профессиональных и кухонных, — выявлять вокруг вождя какие-то противостоящие друг другу группировки с «более или менее понятными ценностями» и после этого взволнованно следить за их «борьбой».
Таких группировок обязательно должно быть две. Одна — хорошая, добрая и прогрессивная. Другая — плохая, злая и реакционная.
Еще в 1930-е их обнаруживали вокруг Сталина, в окружении которого будто бы боролись друг с другом фракция сторонников умеренного курса (Киров, Куйбышев, Орджоникидзе) и фракция оголтелых (Молотов, Каганович). Позднее в брежневском Политбюро приверженцы премьера-реформатора Косыгина будто бы сражались с реакционным геронтократическим большинством. Ну а потом борьба добра и зла в форме конкуренции соперничающих кланов продолжилась вокруг Горбачева, затем вокруг Ельцина, ну а теперь вовсю кипит вокруг Путина.
И, хотя силы добра по какой-то досадной причине всегда терпели неудачу, ничто не мешает, затаив дыхание, следить сегодня за приключениями воображаемой партии Медведева — Шувалова в надежде, что уж она-то своего добьется и осчастливит народ.
При всем своем диванном удобстве эта зрительская позиция основана на полном непонимании того, как у нас делается реальная политика.
Причем делается с давних пор. Современный историк, изучив зигзаги курса сталинского Политбюро в первой половине 1930-х, сообщает с иронией, что факты приводят его к «банальным и скучным выводам», что «документы не подтверждают версию о противоборстве умеренных и радикалов», что «столкновения в Политбюро носили ярко выраженный ведомственный характер», что «одни те же члены Политбюро в разных ситуациях занимали то умеренные, то радикальные позиции», а все важнейшие политические решения, «которые раньше было принято относить за счет одной из фракций, при детальном изучении оказались инициативами Сталина».
Так и было. Признав Сталина своим вождем, высшие номенклатурщики дружно колебались вместе с его линией, даже если в душе ее и не одобряли, а спорить с ним и друг с другом позволяли себе исключительно на лоббистские темы. Скажем, шеф промышленности Орджоникидзе добивался увеличения инвестиций и снижения плановых заданий, а премьер Молотов, стоявший на раздаче этих самых инвестиций, требовал диаметрально противоположного.
С тех пор техника принятия решений и способы поведения высших должностных лиц изменились мало. При вождистской организации власти сам факт включения человека в руководящую команду по-прежнему подразумевает, что он будет играть в ту же игру, что и все прочие.
Собственное мнение, будь оно либеральным или реакционным, иметь нынче можно. Дозволяется даже иногда высказывать его публично. Кудрин, например, делал это много раз. Но реальную политику, пока был министром финансов, проводил ту, которую санкционировал вождь, хотя и часто бывал с ней не согласен.
Понятно, что ведомственная позиция Министерства финансов, кто бы ни был его начальником, подразумевает желание собрать в казну денег побольше, а раздать оттуда поменьше. А позиция промышленных, сырьевых и силовых лоббистов, даже если бы среди них и не было Сечина, совершенно другая. Но это не политические споры, а сугубо ведомственные. При любых фамилиях участников это позиции, сосуществующие внутри одного и того же политического курса.
Безусловно, Игорь Шувалов часто встречается с либеральными околовластными экономистами и запросто с ними беседует на понятном им языке, а Игорь Сечин видится с ними реже, да еще и не владеет их жаргоном. Вполне можно допустить, что Шувалов не только в этих беседах, но даже и в сердце своем либерал самой высокой пробы. Но эти предполагаемые особенности душевного устройства никоим образом не превращают его в действующего либерального политика. Как и его коллеги, он командный игрок, лодку не раскачивает, защищать всерьез какой-либо альтернативный курс не станет. Это не по понятиям.
Отстаивание должностным лицом какой-то собственной политической линии в нашей вождистской системе неразрывно связано с выходом этого лица из команды и его претензиями занять место вождя. В 2003—2004 годах премьер Михаил Касьянов хотел стать президентом, и у него сразу возникла альтернативная политическая позиция. Последние несколько лет президент Медведев вроде бы стремился стать первым лицом, и только поэтому можно было хотя бы условно говорить о наличии у него политической физиономии.
А сегодня и говорить не о чем. Медведев — просто человек из путинской команды, реализующий курс вождя. Ни у него, ни у членов нового правительства, пока они в этой команде останутся, ни собственной линии, ни подлинных политических разногласий между собой возникнуть не может, даже если они и будут носителями самых разнообразных, либеральных и реакционных политических ярлычков.
Поэтому процедура комплектования нового кабинета, интриганская по форме и сугубо техническая по содержанию, общественного значения не имеет и только отвлекает внимание от тех живых общественных механизмов, которые неизбежно поставят власть перед реальными политическими развилками.
Ведь даже в самые заскорузлые годы политический курс вовсе не был личной причудой Путина. Знаменитый общественный пакт эпохи жирных лет был убог, но вполне жизнеспособен и по-своему учитывал тогдашние общественные расклады. Сверхдоходы от нефти и газа делились пополам между верхушечными кланами и широкими массами. Кланы получили свои миллиарды, широкие массы получили сытую жизнь.
Путинская административная команда — Сечин и Медведев, Кудрин и Сурков, Сергей Иванов и Шувалов — при всех персональных неладах и всем разнообразии идейных вкусов и административных квалификаций сначала сформулировала, а затем проводила этот курс на вполне приличном уровне согласованности. Но теперь прежняя линия устарела, а новая линия уже просто не может быть спущена сверху.
Сегодня общественные силы, которые раньше были незаметны или нарочно игнорировались этим пактом, выходят вперед. Достаточно скоро они заставят власти считаться с собой, каким бы ни оказался состав правительства на этот момент. А если не встретят понимания, то просто продиктуют новый курс, разом перечеркнув все эти фракционно-клановые расклады, балансы личных симпатий и антипатий и многое прочее, что представляется таким важным составителям нового кабинета и тем, кто с волнением наблюдает за этим процессом.
