Цивилизация
Российская статистика, вышедшая в июне, показывает дальнейшее углубление кризиса. Еще сильнее упали промышленность, инвестиции, строительство, розничный товарооборот, транспорт, ВВП.
Нет особых успехов и на финансовых рынках. После бурного роста на ожиданиях выхода из кризиса российские фондовые индексы в первые две недели июня упали на четверть, чуть скорректировавшись в последние две недели. Скорее всего, в ближайшие месяцы мы увидим их дальнейшее падение, которое «съест» весь весенний рост индексов (с февраля по начало июня рост в два раза). Ожидания придут в соответствие с реальностью.
С февраля сокращаются кредиты банков реальному сектору. За три месяца (последние данные) кредиты сократились почти на 1 триллион рублей. И в последние два месяца этот процесс продолжается. Но
правительство явно игнорирует признаки усиления спада в экономике. Высшее руководство страны, похоже, довольно проводимой экономической политикой. И никаких выводов, в том числе кадровых, не делает.
В конце июня в третий раз был утвержден главой Центробанка Сергей Игнатьев. Да и вообще кризис никаких кадровых перемен не принес.
Тем временем оптимистичны только два показателя: рост в добывающей промышленности и сокращение безработицы. Первое легко объяснимо ростом нефтяных цен, и никакой заслуги российских экономических властей тут нет, а вот с безработицей сложнее.
Сокращение безработицы в мае по сравнению с февралем (даты массовых обследований Росстата) легче всего объяснить сезонными факторами: активизацией работ в сельском хозяйстве и строительстве, ростом некоторых услуг (например, в сфере туризма) и т. д. Объемы производства в сельском хозяйстве по сравнению с прошлым годом не упали, а в строительстве было очевидное, хотя и более вялое по сравнению с прошлым годом оживление в марте — апреле (рост к февралю почти в полтора раза).
Однако кроме сезонных факторов есть и другие. Тревожит продолжающийся рост численности частично занятых (полубезработных) за этот период — на 650 тысяч человек (по данным Минздравсоцразвития). Кроме того,
странности учета безработицы Росстатом предопределяют низкое доверие к этому показателю: например, почему за три зимних месяца численность экономически активного населения России сократилась на миллион человек, а за три весенних выросла на миллион?
Стоит учесть и то, что с июня на рынок труда выплеснется волна выпускников вузов и школ. И последнее. Если убрать сезонный фактор, то очевидна тенденция к росту безработицы. И потому рапорты о ее якобы сокращении вряд ли стоит принимать за показатель выхода страны из кризиса.
Экономика России продолжает падать. Что делают российские экономические власти? С февраля Центробанк начал проведение по-настоящему жесткой денежной политики и частично добился успеха в финансовой сфере, как он его понимает. Но успех ли это?
Курс рубля стабилизировался и начал расти. Зачем? Это очевидный удар по промышленности (снижение ее конкурентоспособности по сравнению с импортом) и банковским доходам. А какие преимущества это дает в период кризиса? Никаких. Наоборот, периоды кризисов — это гонка девальваций национальных валют: чем больше девальвируешь валюту, тем слабее кризис ударит по реальному производству в стране. Тем легче страна сможет перенести кризис и быстрее из него выйти. Рубль рос четыре месяца до июня. Он вырос на 10% к бивалютной корзине. Даже сам Центробанк решил, что это уже слишком, и начал потихоньку отпускать курс — в июне рубль чуть упал.
Инфляция в России стала снижаться. Наши власти этому традиционно обрадовались. Но надо не радоваться — огорчаться. Снижение инфляции — показатель снижения спроса в экономике, показатель углубления кризиса.
Выход из него по всем правилам экономической теории должен быть связан как раз с ростом инфляции. Рост цен — не достаточное, но необходимое средство выхода из кризиса. А наше правительство гордится снижением инфляции. Это все равно что гордиться углублением кризиса.
Это — ложные цели в кризисный период. Наши экономические власти никогда, по существу, не имели дела с нормальным экономическим циклом и не представляют себе, что цели экономической политики в разных его фазах должны меняться, иногда даже на прямо противоположные. Антиинфляционная борьба должна уступать место эмиссионному стимулированию внутреннего спроса в фазе спада и, наоборот, в фазе роста.
Игнатьев перед своим утверждением в Госдуме показал, что он в состоянии управлять финансовыми рынками России, но одновременно показал полное непонимание стратегии действий Центробанка в условиях кризиса. К его счастью, этого почти никто в России не понимает — мы еще ни разу не переживали нормальный экономический цикл с 1992 года и не научились правильно реагировать на экономические вызовы. Россия создала сырьевую экономику, зависимую от мировой конъюнктуры (прежде всего от цен на нефть), и внутренние закономерности экономической динамики проявляются не так отчетливо. Но они, безусловно, есть. Хотя экономические власти их полностью игнорируют.
Мало кто это замечает, но они постоянно делают противоречивые шаги и ошибаются в реакции рынков. Даже не вспоминая период девальвации рубля, вот несколько примеров из свежей истории, после февраля.
Бюджет в течение последних пяти месяцев смягчал последствия жесткой денежной политики Центробанка фискальной инфляцией (через бюджетный дефицит). В результате Резервный фонд сократился почти на 2 трлн рублей, или на 40%. Больше четверти этого падения — курсовые потери бюджета (из-за того, что большая часть Резервного фонда хранится в валюте в Центробанке). Если Минфин предполагал успех действий ЦБ по стабилизации курса рубля (а тем более его росту), почему он не перевел всю сумму Резервного фонда в рубли? Это делается росчерком пера в один день и никак не влияет на внутренний валютный рынок России (внерыночная сделка). Зачем Минфин потерял более полутриллиона рублей?
Вот вообще забавная ситуация. Минфин проводит фискальную эмиссию денег (инфляционное финансирование дефицита бюджета из Резервного фонда). ЦБ стерилизует эту эмиссию (сокращая задолженность банков по беззалоговым кредитам). А Минфин начал стерилизовать усилия ЦБ по стерилизации фискальной эмиссии (размещая депозиты в комбанках за счет Резервного фонда уже на 300 млрд рублей). И ЦБ вынужден стерилизовать усилия Минфина по размещению депозитов в комбанках. Правда, веселое перетягивание каната?
В мае Центробанк чуть ослабил денежную политику и отпустил денежную базу на четверть триллиона рублей. И что? Все эти деньги вернулись в Центробанк в виде вкладов банков на депозиты, ни копейки не пошло в реальный сектор, объемы кредитов ему опять сократились.
Ситуация абсурдная — банки берут у ЦБ деньги под более высокий процент, чем ЦБ платит им по депозитам. То есть банки проводят эту операцию с очевидным убытком.
Центробанк ничего не может сделать для стимулирования кредитования реального сектора. Последние пять месяцев экономической политики загнали ситуацию в тупик. Банки практически не дают новых кредитов, а предприятия и так ходят перед ними в просроченных должниках. Кому давать? Тому, кто тебе и так уже просрочил имеющиеся кредиты? В результате свободные деньги банки оставляют на счетах в ЦБ, фактически возвращают эту эмиссию назад, Центробанку. Что делать ЦБ в такой ситуации? Дать еще больше денег? Это только ускорит падение рубля, сразу вспоминается разгон девальвации в ноябре 2008 — январе 2009 года. Не давать? Промышленность падает. Банки ни на чем заработать не могут, многие из них уже второй квартал сводят с убытком. Доля просроченных кредитов растет, а Центробанк даже боится узнать, какая она на самом деле, и так уродует статистику, чтобы никто не узнал реальной ситуации (4% просрочки, про которые он отчитывается, — это только сумма просроченных платежей, сумма самих кредитов, по которым просрочены платежи, очевидно выше в несколько раз. Но сколько она составляет — не знает даже сам ЦБ).
Существующая макроэкономическая политика игнорирует усиление спада в экономике и не направлена на поддержку реального сектора. Это ее очевидный порок.
Она только усиливает этот спад. Эта политика — из фазы экономического роста, совершенно неадекватная в фазе экономического спада. Но, даже забыв об этой проблеме, возможности существующей макроэкономической политики начинают упираться в свои собственные ограничения.
Можно игнорировать проблемы реального сектора. Но эти проблемы начинают выливаться в проблемы банковского сектора, и это игнорировать ЦБ уже не может. Но единственное, на чем он может дать заработать банкам, — это девальвация.
Проблемы реального сектора начинают проявлять себя в падении налоговой базы, что ведет к росту дефицита бюджета. Игнорировать это Минфин уже не может. Фактически из-за падения бюджетных доходов даже при существенном росте дефицита бюджета финансовое ведомство в состоянии в последние месяцы лишь поддерживать государственные расходы на уровне прошлого года, но не может замещать потерю частного спроса. Это хорошо, но явно недостаточно для смягчения кризиса. Кроме того,
Резервный фонд большой, но при таких темпах его расходования, какие были в марте — мае, он закончится к ноябрю, его не хватит даже на этот год. Значит, Минфин будет сокращать бюджетные расходы, а это приведет к новому витку усиления кризиса.
Можно радоваться сезонному сокращению безработицы, но осенью проблема резко обострится. Пример Пикалево распространяется по стране. Забастовочное движение — не против хозяев предприятий, а против существующей экономической политики — ширится. Перекрытие федеральных трасс — уже не единичный случай, и эти акции адресованы экономическим властям России, а не собственникам или менеджерам предприятий. Надо понимать, что это протест, уже приобретающий черты политические.
С точки зрения экономической теории совершенно очевидно, что в период спада производства (мы его сейчас и переживаем) необходимо всеми способами поддерживать внутренний спрос в экономике. Для этого необходимо девальвировать национальную валюту, расширять государственный спрос за счет роста дефицита бюджета, смягчать проблему «плохих» долгов у банков с тем, чтобы вынуть «затычку» в кредитовании банками реального сектора и населения, снижать процентные ставки и делать деньги более доступными, увеличивать денежную массу. Именно по этому пути идут США и с некоторыми поправками Европа.
Мы все делаем наоборот или не делаем вообще.
Мы продолжаем рассчитывать на то, что мировая экономика когда-нибудь перейдет к росту и «потащит» нас, как сырьевой придаток, за собой. Мы ничего не делаем для собственного спасения.
Концепция выжидания. Все силы сосредоточены на том, чтобы выждать. Пока есть валютные резервы, и пока есть Резервный фонд.
Но вот вопрос: что мы будем делать осенью, если мировая экономика не перейдет к росту, цены на нефть вновь пойдут вниз, а Резервный фонд станет заканчиваться? Это наиболее вероятное развитие событий. Неизвестно... Может, все-таки российские экономические власти вспомнят экономическую теорию и начнут действовать более адекватно?
