Цивилизация
«Бархатная реприватизация», как правило, завершается перепродажей актива стратегическому иностранному инвестору. Инвестор чаще всего платит активами и/или технологиями, а также не претендует более чем на блокирующий пакет. Сегодня можно говорить не о разовых операциях по приведенной формуле, а о формировании устойчивого тренда.
Вероятно, еще до конца года «АвтоВАЗ» получит крупного иностранного инвестора. Судя по СМИ, им станет FIAT, General Motors или Renault. Gомимо денежных, претендентам выдвинуты и технологические условия. Партнер должен предоставить «АвтоВАЗу» новые технологии производства и участвовать в совместной разработке новых моделей, которые будут выпускаться под брэндом тольяттинского АвтоВАЗа.
Источники газеты «Ведомости» утверждают, что именно последнее условие и определит победителя. Renault не готова сотрудничать с «АвтоВАЗом» на этих условиях, а самым сговорчивым, по данным источников, является FIAT. Помимо технологий и солидного партнера, продавцы пакета из «Рособоронэкспорта» получат и солидный денежный куш. Стоимость блокпакета по рыночным котировкам аналитики оценивают более чем в $1 млрд, при этом, по их мнению, покупателю придется заплатить солидную премию к рынку.
Кроме того, у контролирующего акционера останется еще и солидный пакет акций «АвтоВАЗа». Если иностранный инвестор, как и предполагается, получит 25%+1 акцию, обладателем контрольного пакета «АвтоВАЗа» по-прежнему будет «Рособоронэкспорт».
И эта государственная компания, надо признать, в ситуации с «АвтоВАЗом» проявит себя наилучшим образом. Полученный от стратегического инвестора миллиард с лихвой перекроет все мыслимые расходы на ликвидацию перекрестного владения на «АвтоВАЗе» и прочее. «Бархатная реприватизация», о которой говорил в пятничном интервью Олег Шварцман, на практике сверхприбыльна.
Это, впрочем, и так было понятно. Интересней, что сделка со стратегическим инвестором «АвтоВАЗа» приоткрывает завесу тайны над тем, что же является конечным результатом процесса «бархатной реприватизации».
Представляется, что нынешний процесс передела активов завершится их плавной и красивой перепродажей стратегическим иностранным владельцам.
Судите сами. После могучего передела нефтегазовых активов (Сахалин и Ковыкта стали контролироваться «Газпромом») газовая монополия передала четверть Штокмановского месторождения Total. При этом еще четверть месторождения, как следует из подписанного соглашения, может быть передана другому иностранному инвестору.
Реструктуризация самолетостроительного комплекса привела к созданию Объединенной авиастроительной корпорации (ОАК). То что одним из акционеров ОАК станет EADS (производитель Airbus) — вопрос фактически решенный. Дело лишь за размером уступок, которые акционеры ОАК пытаются выбить из Airbus.
То же самое происходит и в автопроме. В этом смысле, на первый взгляд, нет никакой разницы между Борисом Ельциным и Владимиром Путиным.
Передел собственности при Ельцине также имел конечную точку в лице стратегических иностранных собственников.
Именно на них заканчивалась, как правило, история перехода актива из рук в руки. Россия не разделила судьбу проданной иностранцам восточной Европы, главным образом, в силу пугающего иностранных инвесторов хаоса и внутренних бизнес-разборок 90-х.
Когда хаос улегся и порядок был восстановлен, но экономический вектор еще не успел поменяться, случилась крупнейшая сделка по продаже российского актива иностранному инвестору: BP приобрела половину компании ТНК. Она же стала и последней сделкой такого рода. Отныне иностранные инвесторы покупали активы в России, расплачиваясь собственными активами (не деньгами). Уже следующая операция такого рода если бы и случилась, то по этим правилам: за «Северсталь» ее владельцы должны были получить крупнейший пакет Arcelor.
Теперь же, кажется, иностранные инвесторы не могут претендовать более чем на блокирующий пакет в российских активах. Зато им разрешено расплачиваться не только активами, но и технологиями — как это происходит в случае с автопромом.
Вполне может быть, что ближайшие 2–3 года — до тех пор, пока не вновь поменяется вектор экономической политики, — дадут нам еще немало примеров такого рода.
