Цивилизация
Я вырос в семье художников. Мой отец был флейтистом, он солировал у Тосканини. Отец был очень амбициозным и получил прекрасное музыкальное образование. Должен сказать, что карьера отца, его успехи и разочарования, очень важны для детей. Мы ложились спать и молились, чтобы папе повезло. У меня был замечательный старший брат. Он прекрасно учился, был очень умный, симпатичный, все девочки в него влюблялись. Разумеется, я хотел быть таким, как он. Когда брат захотел стать врачом, я сказал: «Да, я тоже хочу стать врачом». А когда он заявил отцу, что больше не хочет быть врачом, а хочет стать писателем, я сказал, что буду писать сценарии. Я всегда хотел быть таким, как он. У каждого в семье Коппола был какой-то талант, и те из нас, кто его еще пока не обнаружил, ложились спать в слезах, думая: «Ну неужели у меня нет хоть какого-нибудь таланта? Неужели Бог меня обделил».
В детстве я хорошо разбирался в технике, все время что-то изобретал. Чем-то я был похож на вашего Льва Термена. Я учился во многих школах и во всех школах всегда шел в театральный кружок, потому что им все время нужен был человек, который помогает с технической частью: декорациями, осветительными приборами. И я собирался работать в театре и писать для театра, но однажды попал на просмотр фильма Эйзенштейна «Десять дней, которые потрясли мир». Когда я вышел из зала, я не мог поверить в то, что увидел, так это было необыкновенно. И я сказал себе: «Я хочу заниматься кино». Это был даже не выбор, это было озарение. Но хочу сказать, что решиться быть художником не трудно, трудно быть художником.
Если вы художник, то всегда находитесь в состоянии неуверенности, всегда на грани. Когда Чайковский писал свою шестую симфонию, он был в отчаянии, ему ничего не нравилось. Но вспомните финал этой симфонии. Это ведь настолько великое, прекрасное произведение! Быть художником значит сомневаться в себе. Ну, возможно, Пикассо никогда не сомневался. Есть такие люди, мы все знаем про них, в школе проходили. Им все давалось легко, и иногда они даже не заходили так далеко, как могли бы, потому что все было слишком легко. Но мне никогда не было легко. Помню, не так давно я был в Хорватии, в Дубровнике. И в 21 год я тоже там был. Я тогда сидел, смотрел на остров и пытался написать сценарий. И говорил себе: «Я не знаю, что я делаю». Я был полон сомнений. И вот недавно, всего неделю назад, я вновь побывал там. Я опять смотрел на тот же самый остров и пытался написать сценарий. И испытывал те же самые сомнения. Получится — не получится, смогу я это сделать или нет. Вы никогда от этого не избавитесь. А может быть, вы и не хотите от этого избавляться. Многие великие художники сомневались. И я думаю, это нормально, потому что когда берешься за что-то, нужно делать это со скромностью, поклонением.
Вы должны справляться со своими страхами. Есть много способов для этого. Например, у меня есть правило — всегда писать в то время, когда мне это нравится делать. Для меня это раннее утро, когда я просыпаюсь. Еще никто мне не звонил, никто меня не обидел — и я могу работать в таком состоянии. Когда вы закончите страницу, не торопитесь смотреть. Переверните ее, потому что у молодых авторов есть гормон, который заставляет их ненавидеть то, что они пишут. Написали 6 страниц — идите, сделайте что-нибудь еще, займитесь чем-нибудь. А на следующий день снова садитесь и пишите. Когда наберется сотня-другая страниц, когда дойдете до конца, вот тогда садитесь и перечитайте. И вы увидите, что получилось, и удивитесь. Если бы вы сразу прочли первые 10 страниц, вы бы возненавидели себя за то, что получилось, переписывали бы это много раз и так бы и не дошли до конца. Научитесь сознавать, что ваши чувства могут вас обманывать. Вам кажется, что ничего не получается, но через неделю-две вы прочтете и скажете: «Не так уж и плохо». Это даст вам перспективу, вы поймете, что вы делаете. Часто бывает так, что то, что вы делаете, и то, что считаете важным, на самом деле не важно. А важно что-то другое, и вы могли даже не замечать, насколько это важно.
Короткометражный фильм — это очень интересно. Я как-то обсуждал отличие короткого метра от полного со своими детьми. Если бы здесь в полу была дыра, а мне нужно было бы перебраться оттуда сюда, я мог бы положить доску и перейти на другую сторону. Если бы дыра была небольшой, это был бы короткий метр. А если бы она была на всю комнату, одна доска тут бы не помогла. Понадобились бы технология, проект моста. Нужно было бы разработать какую-то систему поддержки, чтобы мост не обрушился. В этом все отличие короткого метра от полного. Короткометражный фильм с небольшим сценарием — это как одноактная пьеса. Это что-то, что можно сделать без всякой структуры, которая, например, помогает зрителям досмотреть фильм до конца. Это замечательная форма. Такая же замечательная, как и короткий рассказ. Любопытно, что очень многие великие писатели, прославившиеся большими романами или пьесами, писали и короткие рассказы, и короткие пьесы. И часто они начинали именно с этого. Это очень логичное начало для молодого кинематографиста — работать в такой форме, где не требуется сложная структура.
Для начинающих в кино очень важно также сосредоточиться не только на фильмах, но и работать с одноактными пьесами, потому что они не требуют дополнительных ресурсов. Вам не нужна камера, вам не нужно думать о пленке. Вам нужно всего два актера, иногда один, в любом случае их не должно быть больше трех. Вы можете поставить собственную одноактную пьесу или можете выбрать пьесу знаменитого драматурга. Например, Чехова или Теннесси Уильямса. Почти все драматурги писали одноактные пьесы. Вы можете поставить и две, и три, а если они совсем короткие, то и четыре. Вы можете поделить их, и в этом будет участвовать, скажем, четыре режиссера, а актеры будут переходить из одной пьесы в другую. И так, благодаря двум-трем актерам, вы займете целый вечер, пригласите зрителей и начнете экспериментировать с этой формой без всяких дорогих технологий. И вам не понадобится монтаж, отнимающий уйму времени. Вы можете сразу показать то, что у вас получилось, и сразу увидеть реакцию зрителей.
Если вы хотите освоить кинематограф, вы должны обязательно освоить сценарий и актерское мастерство. В одноактной пьесе есть как раз только это — сценарий и актерская игра. Конечно, сейчас есть доступ и к камерам, и к компьютерам, с помощью которых можно монтировать фильмы, и звукозаписывающая аппаратура, которая может создавать прекрасный звук. Вы можете все это освоить за неделю, кроме сценария и актерской игры. Если вы хотите действительно заниматься кино, а не просто смотреть великие фильмы, вам нужно сосредоточиться именно на этом.
Я научился работать с актерами в театре и всегда считал, что мне очень повезло, потому что у меня была возможность осмыслить актерскую игру. В наше время многие режиссеры ничего не знают об этом. Но очень много актеров стало прекрасными режиссерами. Например, Клинт Иствуд, Чарльз Лоутон или Лоуренс Оливье. На их примере видно, что человек, разбирающийся в актерском мастерстве, понимает, что нужно делать, когда становится режиссером. Актер — это уникальная профессия. В отличие, например, от музыкантов, у которого есть инструменты, от скульптора, у которого есть камень, у актера есть только он сам. Ему приходится выносить на ваш суд себя. Он предстает перед вами обнаженным. И поэтому надо любить их за то, что они это делают. Быть актером очень тяжело. Тот, кто пытался это делать, понимает, как трудно быть свободным, выражать так много и в то же время быть неуверенным в себе, потому что мы все не уверены в себе. Первый шаг на режиссерском пути — это понимать актеров, любить то, что они делают. Режиссер всегда должен быть защитником актера.
Нет ничего лучше, чем посмотреть захватывающий фильм. Мне после этого сразу хочется снять свой фильм, такой же, как я увидел. Думаю, это нормально. Шедевры, которые были сделаны до вас, в вашем распоряжении. Вы можете заимствовать что-то оттуда, копировать. Пожалуйста. Все равно вы не сможете их повторить, вы вынуждены будете снимать их по-своему. Работая с тем, чем вы восхищаетесь, вы найдете какой-то свой способ. И настанет время, когда кто-нибудь захочет скопировать ваш фильм. Это продолжение, продолжение одного процесса, поэтому кинематографисты вдохновляют тех, кто приходит после них.
Своих детей я учил вот чему: когда снимаешь кино, надо знать, о чем фильм. Если вы найдете одно-два слова, которыми можно охарактеризовать весь фильм, это вам очень поможет, потому что главное для режиссера — принимать решения. Целый день вам приходится принимать решения. Какие у актеров должны быть волосы — короткие или длинные? Нужны ли герою усы? Как он будет одет — хорошо или не очень? И все хотят от тебя, чтобы ты принял решение. И вот когда я не знаю, какое принять решение, я спрашиваю себя: «О чем фильм?» И тогда я нахожу ответ. В «Крестном отце» таким словом было «наследие». В «Разговоре» — «одиночество». В «Апокалипсисе сегодня» — «мораль». В «Между» — «потеря». Когда помнишь о смысле, он подсказывает тебе, что делать.
Мои дети всегда были рядом со мной. Я очень рано женился и всегда очень любил детей, поэтому сказал жене: «Куда бы я ни поехал, я буду брать детей с собой». В итоге они нигде толком не учились и всегда были на съемочной площадке. Они как дети при цирке, которые с самого детства умеют показывать трюки на трапеции. И я горжусь этим, горжусь ими. София уже сняла пять, и в каждом из них есть свой стиль. Душа настоящего художника видна в кино. Жан-Люк Годар как-то сказал: «Если в большинстве фильмов вырезать фамилию режиссера, вы не узнаете, кто их снял». С Софией не так.
Снимайте личные фильмы. О том, что интересно вам. О том, на что вы не находите ответа. Когда я снимаю фильм, он для меня всегда вопрос. А вот когда он закончен, я знаю ответ. Правда, об этом нельзя говорить тем, кто дает тебе деньги, но в голове это нужно держать.
Я не верю в жанры в кинематографе. Мне кажется, не существует триллеров, фильмов ужасов, любовных историй. Эти ярлыки навешиваются производителями фильмов и дистрибьюторами. Жизнь — это все: и триллер, и фильм ужасов, и любовная история. Когда рассматриваешь какой-то фильм в определенном жанре, это означает, что существуют правила, а правил на самом деле нет, вы сами устанавливаете их.
Когда вы на афише пишете «БОЛЬШОЙ БЛОКБАСТЕР», люди на него идут. А когда пишете «интересный независимый фильм», зрителей намного меньше. То есть у нас проблемы со зрительской аудиторией. В США 50 лет было глупое телевидение, которое приучило людей к историям на полчаса: «Я люблю Люси» и другим. Это как с детьми. Если кормить их только мороженым, гамбургерами из «Макдональдса» и никогда не давать ничего другого, они вырастут с тем вкусом, который им привили.
C политикой то же самое. Вы когда-нибудь смотрели президентские дебаты? Это настолько все глупо, что невозможно поверить в то, что кто-то будет голосовать за этих людей… Но смотрите, кого выбирают.
Нам надо образовывать публику, чтобы она понимала, чтобы у нее был опыт встречи с прекрасным искусством, с литературой. Умные люди, разбирающиеся в этом, есть, но сотни миллионов, которые и составляют население Земного шара, ничего не знают об этом. Мало кто хочет смотреть что-то необычное или даже провокационное, то, к чему не привык. Зрители, как и дети, все время просят: «Расскажи мне историю». Ну, вы и начинаете: «Жили-были три трудолюбивых медведя». А они вам: «Трудолюбивые это неинтересно, давай-ка что-нибудь другое».
Я терпеть не могу продолжения фильмов. Я не знаю, как получилось больше одного «Крестного отца». В конце первой части все уже сказано, а продолжение появилось уже под давлением коммерции. Им нужно было снять продолжение. Это просто такой метод у финансистов – не вкладывать много денег в один фильм, а вкладывать в несколько, но я не люблю продолжения, я люблю снимать оригинальные фильмы. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что наступает время, когда даже адаптации не будут устраивать новое кино.
В кинематографе будет еще много чего. Прошло всего сто лет. Кино еще пока не успело познать себя. И вам предстоит узнать много нового, а ваши внуки узнают еще больше. Если бы мы увидели прямо сейчас, что произойдет с кинематографом в будущем, мы были бы поражены.
Сейчас мне хочется писать самому. И это я и буду делать в той жизни, которая у меня осталась. Если бы я только мог считать себя писателем, а не писать сценарии для фильмов. Я бы предпочел быть писателем, а не режиссером, который снял популярные фильмы. Но когда я был молодым, я думал только о машинах и девочках.
Чем меньше бюджет у фильма, тем большую идею в него можно вложить. И наоборот. Это так из-за одного слова — «риск». Коммерческая индустрия (не верно ее называть Голливудом, потому что это уже совсем не тот Голливуд) производит фильмы с большим бюджетом: боевики, триллеры, приключения — то, что нравится зрителю. Это не совсем голливудские фильмы. Это фильмы индустрии. Их могут финансировать из Европы или еще откуда-нибудь, где можно взять много денег на их создание. Эти фильмы снимаются по одинаковой формуле для массового зрителя. В этом секрет их успеха. Они привлекают миллионы людей. Большие суммы вкладываются в промоушн. Это зависимое кино.
Когда смотришь фильм, снятый за большие деньги, создается такое ощущение, что ты этот фильм уже видел. А когда идешь на фильм братьев Коэнов, выходишь и говоришь: «Ничего подобного никогда не видел». Даже не знаешь, что и думать, но было интересно. Я не говорю: «Глупость, мне не нравится». Критики, если это не соответствует их взглядам, говорят, что это чушь. Но мы-то знаем, что Моне, Дега, Ренуара сначала никто не любил. Слава Богу, русские купили эти картины. И я бы сейчас тоже не отказался повесить у себя дома Моне. Всегда очень трудно быть художником и делать что-то новое, потому что большинство людей всегда запаздывает.
