Цивилизация
Если самоконцентрацию, свойственную тибетскому монаху, соединить с эмоциональностью романтического поэта да еще добавить сюда янычарскую твердость руки, да помножить это все на бескорыстную любовь к чистописанию, какой обладал гоголевский Акакий Акакиевич, то получим почти идеальный образ художника-каллиграфа. Занятие это всегда было элитарным, а по нынешним временам кажется и вовсе экзотическим. Однако представителей данного братства в мире немало, просто плоды их трудов не так уж часто попадают в фокус всеобщего внимания.
В России одной из главнейших оказий такого рода является Международная выставка каллиграфии, устроенная в третий раз.
После Петербурга и Москвы местом для ее проведения был выбран Великий Новгород. Не столь уж странное решение, если подумать. Древний город на Волхове традиционно оспаривает у Киева звание «колыбели русской письменности», а по количеству обнаруженных памятников этой самой письменности уверенно лидирует. Как раз нынешним летом археологи откопали здесь юбилейную – тысячную – грамоту на бересте.
Так что Господин Великий Новгород можно смело называть еще и родиной отечественной каллиграфии.
Доказательства этому были представлены на выставке в местном Кремле (ее приурочили к международному показу). Из фондов музея-заповедника вынули и те самые берестяные грамоты (одна из них гласит: «От Доброшки к Прокше. Пришли мне гривну: Давыд-то ведь мне не дал, велит взять у вежников»), и рукописные богослужебные книги, и ноты в крюковой системе, и образцы деловой переписки. Обнаружился даже раритетный донос государю Алексею Михайловичу на игумена Кирилло-Новозерского монастыря – сию «явочную челобитную» красивым почерком исполнил некий Исидорка... Заморские каллиграфы, посетившие вернисаж, внимательно разглядывали здешние полууставы и скорописи и одобрительно цокали языками.
Основная же выставка развернулась на другом берегу реки, в гигантском шатре на месте так называемого Ярославова дворища.
Почти четыре сотни экспонатов завезли сюда из столичного «Современного музея каллиграфии», который и выступает организатором проекта. Упомянутая «современность» выражается в том, что практически все работы сделаны недавно, на нынешнем рубеже веков. Впрочем, тематически и стилистически они большей частью соотносятся со старинными традициями. Такова уж сфера деятельности: новации здесь невозможны без опоры на классику. И православные тропари, и суры Корана, и фрагменты Торы, и буддийские мантры пишутся-рисуются сегодня чаще всего с тем же чувством и по тем же технологиям, что и столетия назад.
Исключения, конечно, бывают.
Например, художник Михаил Копылков создал весьма специфический объект: текст десяти заповедей в переводе на несколько языков разместился под обложкой с фактурой мацы и на страницах из египетского темного папируса. А немец Свен Плампер священную мантру «Активность всех Будд, действуй через меня» высек на плите из песчаника, покрыв надпись сусальным золотом. А израильтянин Авраам Борщевский сотворил самую большую в мире мезузу (иудейский свиток-талисман в футляре) размером 94х76 сантиметров. Или еще вспомнить нашего Петра Чобитько, старательно и с изяществом переписавшего в особый фолиант все статьи российской конституции.
Последний пример дает понять, что современные каллиграфы вдохновляются не только религиозными источниками.
Иной раз можно встретить произведения с неким эротическим уклоном или с явными пассами в сторону абстрактного экспрессионизма. Художественная мысль не стоит на месте — рождаются оригинальные ответвления от канонов. Даже дальневосточные иероглифы, начертание которых тушью по рисовой бумаге считается искусством малоизменчивым, все же подвергаются иногда новым трактовкам. Но классика продолжает быть эффектной и актуальной. Скажем, на одном из мастер-классов своим артистизмом в рамках вековой традиции покорял публику известный южнокорейский художник Ким Чон Чхиль (между прочим, мой сосед по железнодорожному купе, чем несказанно горжусь).
Новгородцы, похоже, в связи с этой каллиграфической интервенцией поначалу испытали недоумение, однако постепенно вошли во вкус.
Народ повалил валом, выказывая детскую любознательность. А уж когда понаехавшие мастера стали предлагать интерактивные развлечения под своим чутким руководством, оказалось, что элитарная каллиграфическая культура – дело веселое и совершенно нетрудное. Что, разумеется, иллюзия. Жанр сложнее каллиграфии еще поискать. Но присущая ему закрытость не идет этому искусству на пользу: в отсутствие заинтересованной публики профессия чахнет и становится разновидностью сектантства. Современные каллиграфы намерены пробиваться к зрителю.
