Цивилизация
Выражение «туркестанский авангард» пока не стало хрестоматийным термином, но имеет все шансы таковым оказаться, особенно если учесть растущий интерес публики к этому явлению. Общеупотребительные лейблы облегчают понимание не только между специалистами, но и среди тех, кто просто любопытствует. Так что удачная формулировка пригодится многим.
Туркестаном до революции и в первые годы советской власти называли обширную территорию, заселенную тюркскими народами. Последующие границы между братскими республиками ― дело рук сталинских администраторов и картографов, решительно ликвидировавших на этом пространстве прежнюю восточную замысловатость. Однако для осознания феномена, о котором речь, название Туркестан подходит лучше других, поскольку избавляет от необходимости расшифровывать культурную связь между Ташкентом, Самаркандом, Бухарой, Душанбе, Ашхабадом.
Что же касается слова «авангард», то оно здесь тоже вполне уместно.
Искусство это было замешано и настояно на «левых» тенденциях, создавалось художниками из России и ориентировалось изначально на передовое европейское сознание. В Туркестане те авторы оказывались разными путями (сошлемся на пресловутый «ветер революции»), но некоторых не просто туда занесло ― они искали романтики. «Паломничество в страну Востока» было в ту пору явлением весьма распространенным среди интеллектуалов и творцов. Отправлялись в экзотические края не за сказками Шехерезады, а для расширения эстетических горизонтов. Один только пример: в изразцовых исламских орнаментах или в расцветке полосатых узбекских халатов многие супрематисты находили для себя источник творческого вдохновения. Казалось, настало время для осмысления и взбаламучивания древних цивилизаций, для перекройки архетипов на новый лад...
Реальность, как водится, оказалась далека от романтики.
Но не станем сейчас вдаваться в историю советизации Туркестана, в анализ всех плюсов и минусов этого процесса. Для обсуждаемого нами художественного феномена было важным, что он развивался в весьма специфических условиях. Если в центре, в Москве и Ленинграде, насчет авангардистов уже стало складываться недвусмысленное начальственное мнение, то в Средней Азии никто толком не знал, как относиться к свободомыслящим художникам.
От басмачей бы отбиться и паранджу снять с женщины Востока ― тут не до оттенков изобразительного искусства.
Тем более что авангардисты были «свои», социально близкие: рисовали плакаты против малярии и неграмотности, обучали искусству местное население, запечатлевали в своих произведениях рытье Ферганского канала и строительство Турксиба. При всех издержках периферийного существования здешний авангард продержался дольше, чем в местах сосредоточения большевистской идеологии. Даже в конце 1930-х годов на выставке где-нибудь в Ташкенте или Ашхабаде могли повстречаться работы весьма вольные и «формалистические».
Однако «туркестанский авангард» не был лишь искаженным эхом передового русского искусства, как можно подумать.
Тем он и интересен, что в считанные годы трансформировался в нечто особенное. Пожалуй, ключевой фигурой в этом процессе был Александр Волков ― художник, сумевший выразить восточный колорит в очень основательных, фундаментальных формах, откровенно чуждых «взгляду командировочного». Отличался оригинальностью и Николай Карахан, один из членов так называемой «Бригады Волкова», работавшей в конце 1920-х годов. Совсем ни на кого не похожим оказался Усто Мумин (за таинственным псевдонимом скрывался вхутемасовец Александр Николаев), соединивший персидскую миниатюру с православной иконографией, а суфийские аллегории ― с ощутимо гомосексуальными сюжетами. Гротескный, почти карикатурный Восток смотрит на зрителя с полотен и рисунков Михаила Курзина (впоследствии эта ирония стоила автору двух посадок ― восемнадцати лет лагерей в сумме). А за что в 1938-м расстреляли вдумчивого, философичного Михаила Гайдукевича ― сразу и не скажешь.
Скорее всего, за то, что в не самый подходящий момент переехал из Туркестана в златоглавую нашу столицу...
Как видите, без скорбных страниц не обошлась и эта история. Но выставка в Музее Востока выглядит на удивление бодрой, даже где-то оптимистичной. Дело не только в игривых дизайнерских аранжировках наподобие рукодельных транспарантов из кумача, не только в халатах и чадрах, внедренных в экспозицию для антуража. Разумеется, добавляют живости и рельефы из папье-маше, произведенные на самаркандской «Изофабрике», и занятные авангардные ракурсы, примененные в сценах труда дехкан.
Но важнее все-таки то, что позитивной энергией были заряжены сами художники и она проглядывает повсеместно.
Кстати, в русском авангарде ее намного меньше, зато гораздо больше догматизма. Трудно представить себе ташкентского художника 1920-х годов, конструирующего что-нибудь отвлеченное, математически выверенное. В этом смысле довольно занятной выглядит цитата из каталога выставки: «Идея «Черного квадрата», ставшего манифестом супрематизма, никогда не пришла бы в голову человеку, побывавшему в Туркестане».
