Цивилизация
В последний день лета около семи часов вечера было очень много вариантов проводить закончившийся собачьим холодом сезон. Однако выиграли тендер, кажется, все же культовые англичане Future Sound of London. Выиграли вопреки здравому смыслу — остальные мероприятия включали в свою программу уютные клубы и просторные бары, тогда как за FSOL были лишь несколько кафе в саду «Эрмитаж», мелкий противный дождь и пиво из пластиковых стаканчиков.
FSOL у нас ждали, и то, что это был не первый, а второй их приезд, только подстегивало интерес.
В прошлый раз им не удалось выступить на одном из московских опен-эйров — милицию смутил уровень звука в столь поздний час. На этот раз все должно было получиться. Тем более что с Россией у музыкантов особые отношения — «живьем» этих когда-то электронщиков уговорил выступать один из известных московских промоутеров.
Тем не менее, когда настало время концерта, на сцену поднялся только лидер коллектива Гарри Кобейн (псевдоним, конечно) и сообщил, что ему надо переодеться. «Это не вина организаторов, это не наша вина, это вообще просто объективная техническая проблема», — извиваясь, сообщил маэстро и, пообещав начать минут через сорок, отправился прочь. Посетители поумнее поспешили занять места в расположенных на территории сада крытых кафе. Остальные стойко остались мокнуть под дождем.
Через полтора часа загорелись экраны, а вместо записи Massive Attack из динамиков раздались звуки ситара.
Хотя они воспроизводились с носителя, было понятно — сейчас начнется. Группа начала выступление с пространного, почти эмбиентного интро, целиком исполненного всласть напереодевавшимся и оттого извивавшимся еще сильнее Кобейном и его соратником Брайаном Дугансом на двух «макинтошах», а дальше, заглушив электронику, вступил барабанщик и прочие гитаристы. Тут стало как-то неловко.
Дело в том, что FSOL любят в основном те, кто выжил в 90-е, — поколение «Птюча», рейволюционеры или просто завязавшие торчки, как угодно называйте. Любят за невероятно живой сплав джангла, хауса и еще черт знает чего танцевального, выпущенный на альбомах Lifeforms и Dead Cities. Сами музыканты говорили когда-то, что это настоящая городская музыка, из которой, как это бывает в мегаполисе, выкачали воздух. Здесь же со сцены раздались звуки, действительно напоминавшие о славном прошлом, но вовсе не о прошлом участников вечера.
Недоумевавшие зрители среднего возраста не учли одного — надписи на афише мелкими буквами The Amorphous Androgynous Psychedelic Band, именно так теперь изволит называться FSOL.
Главное здесь — последние два слова, потому что в нынешней своей ипостаси группа исполняет самый что ни на есть «кислотный» рок родом из 60-х и начала 70-х. Очень, кстати, прилично исполняет: сессионные музыканты свое дело знают. В музыке, которая звучала в следующий час, можно было услышать все: один номер до боли напоминал Pink Floyd, другой — The Doors, третий — Jefferson Airplane. Причем с творческим наследием Джима Моррисона группа обошлась весьма по-свойски — многофигурный коллектив почти точно воспроизвел песню The End.
Не хватало только бешеного финального проигрыша с криками «Fuck! Fuck! Fuck!». Впрочем, эту часть исполнили самые прозорливые слушатели.
Кобейн, в свою очередь, вокальными партиями успешно мимикрировал то под Роджера Уотерса, то под Джона Леннона, который, как ни крути, оказался живее всех живых.
И все бы хорошо, только очень уж вышло вторичнно. Первопроходцы новой электроники, авторы альбома «Сказки Эфедринии» теперь, кажется, стимуляторам предпочитают пиленый винил, с которого крадут темы с наглостью людей, уверенных, что их аудитория этого уж точно не слышала. В финале, однако, все же прозвучало нечто в духе старого FSOL, но выглядело это скорее усталым реверансом в пользу обманутых фанатов, чем истинным желанием самих музыкантов.
Публика так и отправилась по домам, недоумевая, что же это было — плевок в старых фанатов, ждавших урбанистических ужасов, заточенных в звук, или просто «возврат к корням».
Впрочем, чтобы вновь окунуться в атмосферу пустынного мегаполиса, в этот вечер достаточно было просто пройтись по московским улицам — даже на многолюдном воскресными вечерами Тверском бульваре из всех живых существ был только курсировавший туда-сюда одинокий троллейбус. Интересно, был ли в нем водитель?
