Цивилизация
В России торжественно отметили День семьи, любви и верности. Богослужение в Свято-Троицком монастыре Мурома, на котором присутствовала супруга президента Светлана Медведева, возглавил патриарх Кирилл. Православный ответ на день святого Валентина получился не вполне симметричным.
На Западе празднуют любовь романтическую, а у нас семейную, укорененную в православной традиции.
Образцом для подражания служат в данном случае опиравшиеся на свою нерушимую веру и потому преодолевшие все трудности святые Петр и Феврония, на день которых и приходится новоиспеченный праздник.
Накануне социологи решили выяснить, что россияне полагают самым важным препятствием для брачных уз. Оказалось, что респондентов не слишком смущают такие, казалось бы, важные вещи, как разница в возрасте, образовании, даже в доходах (вот и верь после этого разговорам о повальной коммерциализации отношений между полами). Разную национальность супругов не одобряют треть участников опроса. Но сильнее всего настораживает публику различное вероисповедание жены и мужа. В благополучие такого брака не верит половина опрошенных. Почему именно религиозный фактор вышел в опросе на первый план?
Вообще говоря, межрелигиозных (в точном смысле этого слова) браков не существует в природе. О них можно говорить лишь в кавычках: даже для венчания христиан, которые принадлежат не к одной конфессии, требуется разрешение церковных властей.
Людей же с разной верой не станут сочетать браком ни в церкви, ни в мечети, ни в синагоге. Одному из них надо ее непременно менять, а следовательно, брак уже нельзя будет назвать межрелигиозным. Получается, что это просто фантом, порожденный негативным образом чужой веры.
Но более или менее понять, что имеют в виду респонденты, все же несложно.
В советские времена верующие подвергались дискриминации. Поэтому открыто заявлять о своей вере было не принято, а то и опасно. Да и верующих было сравнительно немного — пожилые люди да присоединившаяся к ним в шестидесятые годы горстка интеллигентов, для которых это был способ выразить свое несогласие с режимом. Выражали его в основном на кухнях, изредка рискуя выбираться в храмы. Подчеркнутая демонстрация своей религиозности могла поставить крест на карьере. Уже в начале 80-х моего коллегу по академическому институту хорошо относившийся к нему начальник просил не ходить на службы в московский храм, а уезжать «для отправления своих религиозных потребностей» куда-нибудь в Подмосковье.
Человек, желающий сделать карьеру, должен был вписаться в секулярные правила советской жизни прежде всего в быту, то бишь в семейной жизни. Поэтому связать свою судьбу с кавказцем или выходцем из Средней Азии было, как правило, не страшно. Если он хотел жениться на представительнице титульной нации (а для кавказца или выходца из Средней Азии «русскими» были и украинки, и белоруски и даже литовки с эстонками), то чаще всего это означало стремление к ассимиляции в советском обществе, а вовсе не желание увезти жену в далекий аул или заточить в четырех стенах по месту прописки. Количество межнациональных браков росло год от года.
После крушения атеистического режима ситуация резко изменилась. Посещать православные храмы стало не только возможно, но порой и полезно для карьерного роста. Посещение мечетей и соблюдение законов шариата стало важным средством национальной и религиозной идентичности. Открытая демонстрация веры сопровождалась и соответствующими поправками в бытовом поведении.
Достаточно, чтобы один из супругов вспомнил о своих религиозных корнях, чтобы брак начал давать трещину. Ведь религиозные различия, в отличие от национальных, сразу бросаются в глаза.
Если муж ест только халяльную пищу, а жена питает непреодолимую страсть к свиным отбивным, брак может быстро закончить свое существование. Одни ходят в церковь, другие в мечеть, третьи в синагогу, четвертые в молитвенный дом. Иные нравы, иные порядки, даже одежда иная в некоторых случаях.
К тому же неофиты особенно усердствуют в соблюдении обрядовой стороны своей веры. А после десятилетий атеистического режима в церкви хлынули в основном неофиты. Православные стали выставлять свою веру напоказ. Некоторые представители мусульманского меньшинства стали предпочитать наиболее жесткие формы ислама. Для большинства немусульманского населения России «человек другой веры» — прежде всего мусульманин. Шедшая много лет война в Чечне, нестабильность в кавазских регионах России, громкие теракты, осуществленные представителями исламской общины, - все это в обывательском сознании поставило знак равенства исламом и экстремизмом. И это, конечно, не могло не сказаться на результатах опроса.
Страх перед чужой верой порождает целый фольклор, в котором матримониальные неудачи обрастают всякого рода страшилками.
Девушка выходит замуж за дагестанца. Он везет ее на смотрины родителям, а потом уговаривает остаться. Оказывается, что она у него не первая: там уже другая жена живет, а через год он заводит и третью. Беременную заставляет работать, а когда она с ребенком бежит домой, догоняет и убивает. Это похоже на «байки из склепа», но возникают они не на пустом месте. Обычно в этих байках в роли жертв выступают женщины. В нашей патриархальной культуре считается, что муж обязан принудить жену принять свои взгляды и обычаи. Но порой страдальцем оказывается и мужчина. Супруга не выполняет религиозных предписаний, одевается вызывающе, не подчиняется. На нее нельзя положиться ни в чем. И самое ужасное — она не блюдет святых законов супружеской верности.
Именно семейная жизнь – это та область, в которой страх перед религиозными различиями проявляет себя особенно сильно. И именно результаты «брачного» опроса впечатляюще и наглядно показывают, насколько вырос уровень ксенофобии в нашей стране за время, прошедшее со времен крушения советской власти. Ведь для того чтобы исчислить недоверие, а точнее неприязнь к чужому образу жизни, надо к процентам неодобрения межрелигиозных браков прибавить процент недоверия к бракам межнациональным. И тогда мы увидим поистине пугающее двузначное число.
