Цивилизация
Не мной замечено: империи гибнут не столько от политических катаклизмов, сколько от утраты стиля. Пример России подтверждает это неписаное правило. Убывание имперского стиля убило в начале ХХ века династию Романовых. К концу столетия незаметно рассеялась цельнометаллическая советская аура, вслед за которой исчез Советский Союз. Сейчас через цепь метаморфоз проходит путинский стиль, что может стать предвестником финала.
Два путинских срока прошли под аккомпанемент брутальных мотивов. Выражение Владимира Владимировича «мочить в сортире» стало формулой времени, обещающего невиданную стабильность. Смутный либерализм ельцинского толка сменила жесткая рука, которую вроде бы так жаждал электорат. Первую десятилетку президент успешно отработал в означенной стилистике. Но вот началась вторая десятилетка, и картина вместе с картинкой (телевизионной) стала меняться.
Есть соблазн списать перемены на «болотные» волнения, мол, страной уже нельзя управлять как прежде, до декабря 2011-го. Дело, однако, не только в общественных веяниях (тем более что травму Болотной президент изжил довольно быстро), но и в самом Путине. Ему скоро исполнится шестьдесят. Все стихии покорены, все вершины взяты.
Амфорный период отечественной истории закончен, а новый стиль еще не выкристаллизовался.
Прошлогодний и нынешний Селигер являют городу и миру двух разных Путиных. В прошлом году Владимир Владимирович, отвечая на вопрос селигерской молодежи о критике со стороны политических противников, обратился к Федору Бондарчуку: «Вот известный фильм, помнишь? Тьфу на вас! Тьфу на вас еще раз!». Вольный художник понимающе улыбнулся. Еще бы, не каждый день президент подтверждает свою мысль цитатой из авантюриста и вора Жоржа Бенгальского, бессмертного булгаковского героя. В нынешнем году Путин на Селигере нежен, кроток, улыбчив. На вопрос девушки о тайных снах зарделся и застенчиво молвил: «Я стесняюсь».
Эстетический вакуум дополняет вакуум политический. Когда все приемы исчерпаны, остается лишь одно: перейти к закручиванию гаек. Полноценное закручивание не получается — время другое и контекст другой. Поэтому
показательные процессы, аресты, преследования свидетельствуют не столько о кровавом режиме, сколько о пародии на кровавый режим. Тем не менее из этой стилистической вампуки рождается одна важная тема – противостояние человека и государства.
Тема для России не новая. Она идет через всю отечественную историю, вбирая в себя многих и многих – от Чаадаева до Солженицина. Зато кардинально изменилось информационное поле, в котором проходит противостояние. Если о Чаадаеве слышали лишь те его современники, которые вращались вокруг московских и петербургских салонов, если о Солженицине (до высылки из страны) шепталась преимущественно инакомыслящая интеллигенция, то о нынешних противниках режима знают миллионы. Блогер Навальный, еще недавно числившийся в телевизионных стоп-листах, становится звездой экрана в тот самый момент, когда получает повестку к следователю. Его именем открываются выпуски новостей на всех каналах, и ощущение такое, будто у них один и тот же автор. Сначала зрителям представляют сагу о краже кировского леса. Затем госканалы с проворством Жоржа Милославского подробно озвучивают добытую незаконным путем переписку Навального с Белых. Завершается портрет преступника рассказом о связях с Госдепом.
Чаадаева власти объявили сумасшедшим и посадили под домашний арест в особняке на Басманной. Навальный не Чаадаев (во всех смыслах), его не спрячешь. Грубо мочить в сортире уже нельзя — стиль и веяние, как сказано выше, изменились. Формат нового мочилова пока не отработан. Время промежутка заполняется запредельным абсурдом. В него втянулся даже канал «РенТВ», который еще совсем недавно старался из всех сил вести себя прилично. В итоговом выпуске новостей идет скомканный сюжет о том, что блогер обнаружил в своем офисе жучки прослушки за плинтусом.
У раздраженного ведущего нашелся только один вопрос относительно сюжета: «Интересно, а зачем Навальный полез за плинтус?».
Выползающий из-за плинтуса Навальный вмиг становится народным героем. И уже не важна ни амбивалентность его взглядов, ни дурновкусие идей вроде доброй машины пропаганды. Вчерашние противники снимают свои обвинения – на Руси всегда сочувственно относились к тому, кто попадает под мощный пресс государства. Его отчаянно-откровенное интервью (о политическом режиме, судебной системе, Бастрыкине и прочей нашей жизни), данное телеканалу «Дождь» (организация включена Минюстом в список иноагентов), привело в некоторое замешательство даже такого блистательного интервьюера, как Павел Лобков.
Стилистические разногласия на фоне убывания стиля — такого еще за нашим плинтусом не было.
