Неблагодарность

У меня есть довольно много друзей-журналистов. Если подумать, то почти все мои друзья – журналисты. Они такие люди, что их, как волков, сколько ни корми, а они все равно смотрят в лес. Им можно заплатить денег, а они все равно не будут любить того, кто заплатил им денег. Их можно напугать, но они затаят обиду, изловчатся как-нибудь и как-нибудь вцепятся в задницу тому, кто их напугал. Они довольно неприятные люди. Они чуют падаль и чуют кровь. Они вроде шакалов.

Эти мои друзья-журналисты редко принимают какой-то там бой с открытым забралом. Чаще юлят, вынюхивают, льют воду на ту или иную мельницу, но хорошо знают, из какого дерьма сделана вода и из какого дерьма мельница. Если кому-то из моих друзей-журналистов случится поверить в какую-нибудь светлую идею, то его считают дураком и над ним смеются, потому что все знают, из какого дерьма делаются светлые идеи.

Я же говорю, они неприятные люди. Они ездят на дорогих машинах и одновременно не любят богатых. Но они и бедных тоже не любят, особенно если случится бедным проколоть на стоянке колесо дорогого автомобиля кого-нибудь из друзей моих журналистов или проголосовать за достойного кандидата в президенты. Они никого не любят, кроме разве что собственных детей, которых почти никогда не видят, и сексуальных партнеров, которым не слишком-то верны.

Они не любят Родину. И если представить себе, что есть какая-нибудь газета под названием «Родина», то они не любили бы Родину вдвойне, ибо лояльность собственной компании кажется журналисту западлом. Журналисты, когда они авторы отдельных публикаций, любят, чтобы мнение редакции не совпадало с мнением авторов отдельных публикаций.

Когда бывают информационные войны, то журналисты враждующих изданий мирно выпивают вместе в свободное от работы время, и даже чаще прямо во время работы, как мирно выпивают вместе слуги враждующих господ, ибо знают, из какого дерьма сделаны господа и из какого дерьма – вражда господ.

Они очень, очень неприятные люди, и неприятнее всего, что они не знают благодарности. Если им дают свободу слова, то первым делом они используют ее на то, чтобы орать, что свободы слова мало. Если их приглашают на пресс-конференцию, то они сразу начинают требовать эксклюзивного интервью, иными словами, всегда норовят откусить руку, если дали палец.

Они неблагодарные. Когда Центральная избирательная комиссия придумала такой закон о выборах, чтобы все было по-честному, они стали орать, что этот закон, дескать, ущемляет свободу слова и не позволяет им поливать грязью достойнейших людей, выставляющих свои кандидатуры на должность депутата Государственной думы. Они считают себя вправе поливать грязью достойных людей, просто так, чтобы достойным людям жизнь медом не казалась. Чтобы у достойных людей горела под ногами земля. Чтобы достойные люди десять раз подумали, так ли им хочется в депутаты. Они даже называли закон о выборах идиотским, хотя его придумали государственные чиновники и достойные люди, чтобы все было по-честному.

Теперь, когда Конституционный суд фактически отменил закон о выборах в той его части, которая запрещает журналистам поливать грязью достойных людей, друзья мои журналисты вовсе не испытали благодарности по отношению к Конституционному суду. Они даже говорят, будто Конституционный суд нарочно ослабил вожжи закона о выборах, чтобы создать иллюзию демократии на фоне ареста Ходорковского. Они уверены, что Конституционному суду буквально приказали «из-за стены» бросить этим журналюгам какую-нибудь кость, и Конституционный суд бросил. Они сами подонки, и поэтому не верят в чье бы то ни было благородство, непредвзятость и беспристрастность.

В то время как депутаты, политики, общественные деятели благодарили Конституционный суд и восхищались мудростью его решений, мои друзья-журналисты кричали: на черта нам эта ваша обглоданная кость, дайте нам всю свободу слова, сразу и навсегда, не мешайте нам поливать достойных людей грязью и, кстати, отпустите нам Ходорковского, чтобы мы с чистой совестью могли облить его грязью.

Они совершенно неблагодарные люди. И я один из них.