Цивилизация
«Они всё, что хотят орать, они всё орут в разных местах», — так Дмитрий Медеведев квалифицировал действия оппозиции в интервью испанским СМИ в канун годовщины избрания президентом РФ.
Ждали оттепели, теперь поорите на морозе — это ли суммарный итог года президентства?
Очевидным образом все сложнее. И те, кто ждал оттепели, ее не дождались, и те, кто обещал закручивание гаек, особенно после осетинского конфликта, оказались неточны в прогнозе. Для первого сценария недостает политической воли. Для второго — жесткости и эффективности управленческой вертикали. Как это всегда бывает в прогнозировании, реалистичным оказался инерционный сценарий. А инерции предыдущих восьми лет может хватить надолго… Но почему же все-таки они именно «орут», а не кричат, взывают, требуют? Почему о них интеллигентный президент высказался в грубоватой риторике своего предшественника?
Потому и «орут», что тех, кто на площадях, верхние люди не хотят слышать. Даже если в крике есть толика здравого смысла. При этом «орущие снизу» считают, что режим вот-вот падет из-за их крика. Хотя в лучшем случае от чрезмерного резонанса побьются бокалы в «Боско-кафе», расположенном в непосредственной близости от Кремля и Старой площади. «Молчащие сверху» уверены, что сформировавшаяся политическая и экономическая система монолитна, работоспособна и неизменяема в своей долгосрочности.
Диалог, как водится, невозможен.
Судя по всему, президент за год пришел к выводу, что говорить не о чем. И стороны переговоров нет.
Потому что он и так за рынок и демократию. Но там, где не разговаривают и не слышат тех, кто вынужден «орать», оттого что его не слушают и не усаживают за стол переговоров, и рынок бюрократический, и демократия номенклатурная. Для тех, кто допущен. Для тех, кто имеет право быть избранным (а не только избирать — у нас это разные люди).
От этого монополизма и та же «президентская сотня». Нет системы рекрутирования высших управленческих и политических кадров, поскольку эту роль должны выполнять свободные выборы в многопартийной системе. Тогда и не понадобятся механизмы бюрократического и номенклатурного отбора «президентского резерва», слабо адаптированные к тому, что называется улавливанием талантов. Никакой специальной селекции, например, команды реформаторов из тех самых 1990-х не было — она просто строилась годами. Как-то в те баснословные времена летели человек десять российских либералов в одном самолете с Вацлавом Клаусом, который тогда был чешским премьером, а тот возьми и скажи в шутку: «Вот упадет сейчас самолет — и не станет в России элиты». И ведь правду сказал при всем преувеличении, только элита эта формировалась естественным путем, а не методом номенклатурного противоестественного отбора. (Аналогичный случай произошел в 1922 году с «философским пароходом», интеллектуальные и моральные последствия для страны известны…)
Между «орущими» и высшей властью звукоизоляционная прозрачная «берлинская стена».
Президент смотрит на «орущих» сквозь тусклое стекло: всегда смешно смотреть телевизор с выключенным звуком — театр мимики и жеста превращается в театр абсурда. Но когда уж совсем кто-то громко крикнет, тогда подаются ответные «сигналы»: президент встречается с Дмитрием Муратовым и Михаилом Горбачевым, вводит в Совет по правам человека Ирину Ясину и Дмитрия Орешкина. И снова тишина.
За год президентства Дмитрий Медведев пришел к еще одному выводу, обозначенному в том же интервью испанским СМИ: «Как мне представляется, преодоление кризиса, с одной стороны, и развитие демократических институтов, с другой стороны, — это разные вещи, их не надо смешивать». Это тоже грустный вывод. Качество и креативность элиты повышаются в результате использования по прямому назначению, например, тех же парламентских выборов. Если в парламенте сидит более квалифицированный состав, то его даже можно называть «человеческим капиталом». Он способен вырабатывать ответственные решения, предлагать нестандартные ходы, соучаствовать в процессе спасения страны и ее населения от возможных последствий кризиса. А так приходится вариться в одном и том же кругу, где верхом демократии и фронды можно считать демарши с разными там идеями о валютном контроле или ставке рефинансирования от Владимира Якунина и Сергея Чемезова.
Демократия инструментальна. «Поорали» на Дальнем Востоке трудящиеся по поводу пошлин на иномарки — были хоть специфическим образом, но услышаны. Провели в диалоговом режиме Красноярский форум — получили возможность составить меморандум по предложениям участников. Никто не разрушает основы, не раскачивает лодку — просто люди хотят быть услышанным и понятым, а инструментов и передатчиков нет.
Кризис экономический. А
развивать экономику без политической демократии — по крайней мере в России — не получается. Авторитарная модернизация здесь не проходит.
Черт его знает почему — может, народ не тот, может, управленческий класс не тянет: вместо того чтобы проводить железной рукой модернизационную политику, все время норовит в итоговый документ заглянуть со словами: «А ну-ка покажи мне меня в этой сделке». Такой вот, не сказать худого слова, «общественный договор»…
Классик политической науки Раймон Арон в труде «Демократия и тоталитаризм» писал: «Власть, заявляя о своей приверженности традиционалистской идеологии, хочет устранить беспокойства, связанные с многопартийностью и парламентом, но при этом пытается избежать отождествления общества с государством. Таков режим, стремящийся к либерализму без демократии, но не имеющий поэтому возможности стать либеральным». На выходе — ни либерализма, ни демократии. Сужаются и возможности борьбы с кризисом.
Может быть, все-таки послушать, о чем орет улица?
