Цивилизация
Закрытая на прошлой неделе сделка по продаже группой совладельцев во главе с Кахой Бендукидзе близкого к контрольному пакету акций «Объединенных машиностроительных заводов» (ОМЗ) — куда как более интересный для изучения реалий российской экономики пример, нежели история с деприватизацией «Сибнефти» или покупкой РАО «ЕЭС России» акций «Силовых машин». Крупнейшие сделки последних трех-четырех лет исследованы и прессой, и аналитиками, казалось бы, со всех сторон. И поскольку они исходно предполагались и громкими, и скандальными, и стратегическими, все, кому была поставлена задача прикрыть реальную информацию о происходящем потоком незначащих подробностей, это с успехом сделали. В случае с продажей ОМЗ это никому особенно не было нужно.
Причины выхода Кахи Бендукидзе из машиностроительного бизнеса зашифрованы в его нынешней должности; после занятия им поста министра экономики Грузии можно дискутировать лишь о том, когда он и его партнеры покинут реестр акционеров. Крупный инжиниринговый и машиностроительный бизнес без качественного GR, взаимодействия с госструктурами, невозможен. Бизнес ОМЗ низкоприбылен. Основные подотрасли, в которых работает ОМЗ, малоконкурентны. Покупатель ОМЗ, средней по размеру компании с продажами порядка $500–600 млн в год (да-да, с ростом нефтяных цен мы и не заметили, как компании с продажами в полмиллиарда долларов в год стали средними), не получает златых гор и не открывает перед собой огромных перспектив. Вполне достаточно не раскрывать официально имена покупателей ОМЗ и ограничиться бодрыми заявлениями представителей Объединенной финансовой группы, консультанта-инвестбанка ОМЗ и партнерской структуры Deutsche Bank о том, что все будет хорошо и даже здорово. Даже если ОМЗ послезавтра объявит о банкротстве, этих бодрых слов ОФГ никто не припомнит. Да кому какое дело до Бендукидзе и ОМЗ?
И именно поэтому рассматривать переход ОМЗ в новые руки — дело интересное. Это в значительной степени рядовая сделка второго президентского срока Владимира Путина, тем она и примечательна.
Заранее поясню, что мне неизвестны нынешние владельцы ОМЗ и сумма, за которую компания была перепродана. Да это, в общем, и малоинтересно. Обстоятельства и предыстория сделки таковы, что говорят сами за себя. На рынке тяжелого машиностроения сколько-нибудь серьезные перспективы имеет лишь два вида корпораций. Первая — настолько крупные и качественно управляемые, что в силу этого обстоятельства они имеют на партнеров влияние, сравнимое с влиянием государств. Примеры таких компаний — Siemens, GE, Voest-Alpine. Вторая — настолько близкие к государству, что не считаться с ними опасно так же, как не считаться с государством. За примерами тоже далеко не ходить: Framatom, итальянские машиностроительные концерны, индийские и бразильские компании. Бендукидзе никогда не скрывал, что ориентируется на первую модель и что его невидимые оппоненты ориентируются на модель вторую. ОМЗ, очевидно, продано не Олегу Дерипаске (хотя «Базовый элемент» вполне может быть титульным владельцем компании), не «Силовым машинам», после насильственного со стороны государства разрыва с Siemens вообще плохо представляющими на каком они свете, а с огромной вероятностью тем самым оппонентам.
Где искать этих оппонентов, с легкостью можно указать. В 2003 году структуры «Газпрома» приобрели у того же Бендукидзе и партнеров компанию «Атомстройэкспорт» (АСЭ). Приобрели — сказано мягко: от кампании по национализации АСЭ его владельцев спасло, похоже, только нежелание скандала. Впрочем, «Газпром» особенно не комментирует эту сделку и то, зачем газовой компании понадобилась инжиниринговая структура, специализирующаяся на строительстве АЭС. Неофициально же представители компании вообще заявляют, что в АСЭ «Газпром» является лишь номинальным хозяином. Реально же компанией управляют некие неназываемые «профессионалы из госструктур». Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы констатировать, что вероятность приобретения этими профессионалами ОМЗ на порядки выше, чем тайная покупка ОМЗ грандами мирового машиностроительного бизнеса или же РАО «ЕЭС России». Подразделение «ОМЗ-Атом» приносит ОМЗ более половины продаж и тесно связано с деятельностью АСЭ. Не думаю, что необходимо искать какие-то другие версии происходящего, Бендукидзе, видимо, дожали те же люди, что жали раньше.
О бизнесе АСЭ с момента покупки мало что известно, и вряд ли статус ОМЗ как публичной компании, прошедшей листинг на Лондонской фондовой бирже, позволит предотвратить будущее исчезновение информации об ОМЗ. Что же это за люди? Сам Каха Бендукидзе утверждал публично, что эти люди ему известны, но предпочел не называть поименно, лишь один раз обмолвившись о некоем заместителе некоего министра.
Наконец, о дожиме как об основной технологии сделки по ОМЗ говорит то, что именно сейчас Бендукидзе и партнерам не было никакого особенного резона ее продавать.
Бизнес ОМЗ находится в фазе роста: в 2005 году компания вышла на уверенную рентабельность при сохраняющихся объемах задолженности, практически завершена консолидация в состав группы двух купленных ранее подразделений чешской Skoda, компания начала публично озвучивать планы развития на внутреннем рынке. Через год-два ОМЗ стоила бы существенно больше, чем сейчас. И то, что ОФГ не раскрывает сумму сделки по пакету Бендукидзе и партнеров, может говорить лишь о ее неадекватности. Она очевидно меньше, чем предполагает понятие «справедливая цена».
Можно было бы описывать сделку с акциями ОМЗ так: приближенные к государству структуры административным давлением вынудили известного политика и партнеров расстаться с собственностью за неадекватную сумму. Однако такая формулировка мало что дает для анализа. Интереснее другое.
Во-первых, сделки с участием «профессионалов» (напомню, термин введен в оборот лично президентом, охарактеризовавших так владельцев «Байкал Финанс Групп») движимы в основном частым интересом, а не карьерными соображениями чиновников, желающих реализацией очередной «программы усиления роли государства в машиностроительной отрасли» выиграть пять пунктов аппаратного веса у конкурентов в соседнем здании.
Покупатели и будущие бенефициарии ОМЗ, за какими юридическими структурами они бы ни скрывались, — физические лица: иным не было бы смысла настаивать на анонимности.
В случае с ОМЗ, где никому никуда, как ни парадоксально, прятаться не надо (от людей внутри рынка не спрячешься, они будут знать новых собственников в тот момент, когда возьмут на себя рычаги управления ОМЗ, как это было с АСЭ), это особенно очевидно. Это позволяет несколько спокойнее смотреть на бесконечные «программы усиления роли».
Чиновник, дошедший в своей эволюции до стадии собственника, все-таки движим уже рыночными сигналами.
Это лучше, чем чиновник, движимый идеями покорения Крайнего Севера автомобилем «Мишка» или озеленения Луны грушевыми деревьями. Во-вторых, по всей видимости, сделок, аналогичных сделке по ОМЗ, в экономике России сейчас существенно больше, чем видно на первый взгляд.
Продажа ОМЗ — не скандал, а нынешняя норма, и эта норма аморальна, но не разрушительна.
Просто теперь перераспределение собственности не носит характер «открытой корпоративной войны», более распространена «холодная корпоративная война». Это позволяет предположить, что инвестиционный климат в России будет и далее улучшаться. «Холодные войны» в экономике стран третьего мира — явление хорошо изученное крупнейшими инвесторами, для них это меньшее зло, нежели ситуация на рынке слияний и поглощений в России в 1999–2001 годах. В этот период, наверное, не было судьи в России, которому не предлагали поучаствовать в каком-нибудь завалящем переделе имущества. Сейчас же все-таки принято договариваться. ОМЗ позволили до перепродажи вывести в отдельные структуры прибыльный судостроительный бизнес. На ОМЗ не вламывались ни с ОМОНом, ни с налоговой отчетностью наперевес. Стратегии выхода из бизнеса, подвергшегося административному давлению, существуют.
А это значит, что агрессивные и грязные «стратегии отъема» не устраивают большую часть потенциальных чиновников-собственников: договариваться дешевле и перспективнее.
В-третьих, крайние формы грабежа чиновниками компаний после их покупки более не в чести. Если еще в отношении АСЭ, фирмы инжиниринговой, были подозрения, что «профессионалы» хотят вывести из нее оборотный капитал и потратить его на дачи на Рублевке, то с ОМЗ такой фокус явно не пройдет. Покупка ОМЗ «профессионалам» явно необходима для того, чтобы пытаться делать бизнес: ни для чего другого ОМЗ не нужно. В конечном итоге ОМЗ либо будут пытаться управлять, либо будут искать активам профильного покупателя. ОМЗ не банк, откуда можно украсть много денег разом, и не «Юганскнефтегаз», де-факто добывающий баксы с глубины три с половиной километра. Там, по сути, почти нечего «дербанить». К слову, то, что ОМЗ понадобился «профессионалам», говорит о том, что какие-то перспективы у тяжелого машиностроения в России есть. Конечно, можно ошибаться — ограбить при желании можно и заводы ОМЗ, но тогда уж больно странный был избран объект грабежа.
Наконец, главный момент. Похоже, армия «профессионалов», вступающая на арену российского бизнеса, по крайней мере в настоящий момент категорически не понимает, из чего формируется стоимость компании. ОМЗ в настоящий момент — это прежде всего репутация компании, которой могло не существовать.
Территория Ижорских заводов и Уралмаша без Бендукидзе и его репутации вполне могла зарасти полынью, с легкостью освоившей промплощадки десятков машиностроительных предприятий России. Без репутации и истории управления ОМЗ — это более или менее набор бетона, железа и сотрудников. Если не реализовывать на ОМЗ программы развития, запущенные нынешним менеджментом или же свои, уже через два года реальная стоимость ОМЗ упадет ниже той суммы, которая была заплачена Бендукидзе, как упала стоимость НТВ и СИБУРа. То, как была проведена сделка по ОМЗ, показывает: некоторое представление о том, что образ действия собственника имеет отношение к стоимости компании, у «профессионалов» есть (иначе в сделку не привлекали бы ОФГ), но очень размыто.
Через пару лет, когда компании, имеющие судьбу, подобные ОМЗ, будут вынуждены и открываться рынку, и под давлением конкурентов улучшать качество управления, и избавляться от «административного компонента», все перечисленное будет, вероятно, виднее. В конечном итоге приватизация в середине 90-х шла по похожим схемам. Однако очень много времени было потеряно на то, чтобы новые русские, ставшие из союзников государства собственниками, осознали, что сам факт владения активом не делает бизнесмена. На обучение «профессионалов» тем же истинам уйдет времени меньше, но оно все-таки уйдет. Не в том беда, что Каху Бендукидзе выдавили из бизнеса. Проблема в том, что из бизнеса выдавливают не тех, кого было бы полезно выдавить (например, гендиректоров ФГУПов или зятьев заслуженных губернаторов), а людей, понимающих в бизнесе больше, чем замминистра.
Ну и, разумеется, дурна ситуация, в которой близкие к государству физические лица зарабатывают себе деньги иначе, нежели служением родине.
Впрочем, она была так же дурна и десять, и пятнадцать лет назад — в этом плане инвестиционному климату в России еще долго предстоит быть суровым. Но это уже разговор о качестве политики, а не о бизнесе.
