Заднее слабоумие

Даже задним умом можно быть слабым. История учит тому, что она ничему не учит, но и этот свой единственный коронный урок она преподает не всем, а тем, кому преподает, зачета все равно не ставит. Знающие, где падать, люди подстилают в этом месте соломку, но падают все равно в другом. О котором они тоже знают заранее. Почему? Кто же это может знать…

Разделительную полосу или барьер на шоссе сделают лишь после того, как отметят на данном участке юбилейное лобовое столкновение. А может и не сделают все равно. Почему и как определить, какое число лобовых столкновений уже достаточно для этого места, а какое еще нет? Кто же это может знать…

Всю прошлую неделю на Таймыре искали пропавший вертолет и погибших на нем людей. Летали самолеты. Стрекотали вертолеты. И даже губернатор Хлопонин, говорят, сел в вездеход, чтобы искать. Когда уже совсем обыскались, прислали из Москвы какой-то специальный локатор и сразу быстро все нашли. Искали долго лишь потому, что на вертолете не был установлен специальный маяк стоимостью несколько сот долларов. А так бы нашли сразу, в тот же день и тот же час. Но это ведь так скучно и совсем не «героически».

На поисковую операцию затратили десятки тысяч долларов. Неделю сотни людей не спали и преодолевали трудности. Впрочем, вернее всего они преодолевали чью-то предыдущую глупость. Но в данном случае задний ум все равно слаб: маяки устанавливать на русских вертолетах не будут, потому что жалко 300 баксов, зато будут тратить десятки тысяч долларов на поисково-спасательные операции. Почему? Кто же это может знать…

Весной и летом у нас в стране обычно горят леса и торфяники. Сводки из горящих лесов заполняют первые минуты новостных телерепортажей: сообщается, сколько еще сгорело за истекший период и где скорее всего сгорит еще сколько-нибудь. Леса и торфяники будут самоотверженно тушить в прямом эфире, тратя те же доллары – числом в десятки тысяч, сотни тысяч и миллионы. Но егерей нанимать на зарплату в пару сотен, чтобы следили за лесами в опасную пору, все равно не будут. Нехай оно все горит. А на егерях мы сэкономим. Тем более что леса и торфяники у нас возгораются внезапно, но при этом – как по часам в одно и то же примерно время и по одним и тем же причинам: пьяный турист/ охотник не затушил костер/бросил окурок. Почему все это? Кто же это может знать…

Когда телерепортажи из горящих лесов и торфяников схлынут из новостей, их место не останется пустым: начнется череда наводнений, паводков, схода селевых потоков и выхода из берегов горных рек под впечатлением таяния ледников. Где и когда именно произойдет наводнение, предугадать с точностью до дня и часа практически невозможно. Однако не составляет никакого труда представить себе, как именно это все будет происходить независимо от конкретного места и конкретного времени. А происходить это будет так. Начинается внезапный, никем не предсказанный дождь, после которого сходит селевый поток. Сходит он чаще всего одним и тем же маршрутом, как и десять, и двадцать, и сто лет назад. Там бы построить специальные заграждения или дамбы. Но все как-то недосуг. Восстанавливать разрушенное интереснее. Почему? Кто же это может знать…

То же самое, кстати, с наводнениями. Затопляемые люди ждут их и специально к ним готовятся. Но не все вместе, а все порознь, каждый за себя. Они знают точно, когда придет «большая вода» и именно по какое место она их затопит. Потому что она приходит в одно и то же время и по это самое место каждый год. И каждый год они перетаскивают на чердаки свой нехитрый скарб, телевизоры и холодильники, а также перебираются туда сами. Катастрофой и бедствием вся эта межэтажная миграция становится либо когда этот ежегодный ритуал показывают вдруг по телевидению, драматизируя репортаж хорошо поставленным встревоженным придыханием, либо же когда вода поднимается выше обычного. Последнее, впрочем, не означает, что уж теперь-то точно будет построена такая дамба, которая предотвратит в будущем году приезд телевидения для съемок регулярного стихийного бедствия. Не будет она построена. Ничего необычного не будет. И все повторится снова. Почему? Кто же это может знать…

А еще каждую весну в самых разных местах люди будут идти вперед весной по тонкому-тонкому льду, чтобы сесть на нем где-нибудь в тумане, пробурить лунку и сидеть часами, периодически согревая себя водкой и следя завороженно за поплавком: вдруг дернет его какая-нибудь уклейка. Льдины, как водится, отрывает и уносит в открытое море. Людей бросаются спасать те, кто предупреждал их только что, что по тонкому льду ходить никак нельзя. Но они будут. В смысле – и те, и другие: одни ходить, другие – спасать. Почему? Кто же это может знать…

Лодку «Курск» уже достали, всех опознали, все разрезали на куски, поставили памятники, выплатили компенсации, вдова капитана, наверное, уже как-то обустраивает свою новую жизнь. Объявили причину гибели лодки: ту самую, на которую указывали иностранцы в первые часы после катастрофы и которую наши категорически и даже как-то возмущенно отвергали — мол, наши торпеды взрываться не могут. Врали. И еще врали, что спасательные сигнальные буи на наших подлодках не приваривают намертво, чтобы они не всплывали (на «Курске», судя по всему, так оно и было). Приваривают. И будут приваривать. Чтобы враг не знал, где именно нас надо спасать. И никаких новых спасательных средств, которые были бы способны оперативно выполнить роль норвежских водолазов, будьте уверены, на нашем флоте в массовом порядке так и не появилось. Задний ум и тут молчит. Почему? Кто же это может знать…

Что во всей этой предсказуемой, но всякий раз внезапной неизбежности, злой рок, тотальный пофигизм, большой общенациональный предохранитель от лишних стрессов и напряжений, исконная, непонятная миру философия самости? Кто же это может знать…

Но тогда зачем эти или этот «кто-то» претендуют на то, что они знают?