Цивилизация
Гроссмейстер пытается заниматься политикой в России по меньшей мере последние 15 лет. Суть его занятий до сих пор носила малопонятный характер. Достаточно сказать, что сейчас шахматист возглавляет так называемый «Комитет – 2008», о существовании которого не догадывается большинство населения. Смысл же оппозиционных усилий этой организации и вовсе вряд ли кому-нибудь ясен. Тем не менее из выступлений Гарри Каспарова в западной печати (он уже долгие годы сотрудничает с Wall Street Journal) и заявлений его отечественной прессе можно заключить, что гроссмейстер намерен теперь отказаться от карьеры лучшего шахматиста планеты и полностью посвятить себя политике.
— Гарри Кимович, соображение насчет того, что политика похожа на шахматы, а шахматы – на политику, – довольно общее место, первое, что приходит в голову. Вас не смущает эта банальность?
— Шахматная терминология действительно очень популярна в политике. Она вообще популярна у людей. Патовая ситуация, цейтнот, пешки, короли… Людям свойственно упрощать, и я не вижу никакой банальности в том, что им при этом хочется казаться умнее. Тем более что шахматы – действительно непростая игра. В них, похоже, каким-то образом зашифрована психология нашей цивилизации, цивилизации, которая их создала. Никак нельзя изменить этот шифр. Было же много попыток — клетку на доске добавить, целый ряд. Фишер придумал даже какие-то шахматы-960, в которых можно за рядом пешек расставлять фигуры в произвольном порядке. И не играет никто, ничего не получается. При этом шахматы, я имею в виду европейские шахматы, в которые все мы привыкли играть, сами меняются вместе с миром, активно впитывают в себя современность. Они уже внутри компьютера, в интернете. Они никогда не устаревают, вот в чем загадка. И поэтому современная жизнь – что поделать – действительно очень часто похожа на шахматы.
— Вопрос в другом: как часто шахматы похожи на жизнь. Они способны хоть что-нибудь объяснить в реальности, изменить ее? Это вообще игра во что? С кем?
— Наверное, с самим собой, с собственными способностями к самореализации. С необходимостью принимать решения и отстаивать их.
— То есть это все-таки личная драма, а не общественная?
— Почему?
— Ну, допустим, потому, что мир шахмат – это черное и белое. И игра в черное и белое – это личная трагедия человека, который так видит мир. В жизни все несколько иначе, в политике – тем более. Разве это не так?
— Вот какой парадокс. Вы видели когда-нибудь белые и черные фигуры? Их не бывает. Разве что в маленьких магнитных шахматах. Обычно же они всегда разные – то желтые, то слегка какие-то коричневые. Так что нет никакого черно-белого мира. Есть другая, более тонкая вещь. Философия победы. Точнее, культура победы в разных философиях.
Вот смотрите. Существуют же разные шахматы – японские, китайские, арабские и еще какие-то, я не помню. Я пытался играть в японские, там по-моему, доска девять на девять клеток. И там можно забрать фигуру противника, положить ее в карман, а в нужный момент вытащить и поставить, как свою собственную. У меня не укладывается это в голове.
— Может быть, потому и не укладывается, что именно это больше и похоже на настоящую политику?
— Потому что это вообще лежит вне культуры нашей цивилизации. Европейская культура – совершенно другая. Европейские шахматы – это всегда психологическая война. Жесткая, быстрая. Ты сделал всего один ход – и сразу возникает конфликт. Так что шахматы, конечно, в какой-то степени помогают понять жизнь. Они, как я сказал, описывают философию победы в тех условиях, в которых ты живешь.
— В чем философия этой победы?
— В интеллектуальной беспощадности и очевидности результата. Если ты сел играть, ты либо проиграешь, либо выиграешь. Ты можешь играть невероятно умно и красиво. Но если ты проиграл – это не имеет никакого значения. И если ты хочешь выживать в такой ситуации, если ты намерен долго получать от нее удовольствие, ты обязан быть интеллектуально беспощаден, в особенности к себе самому. Ты обязан признавать собственные ошибки. И в этом заключается магия шахмат и их же трагедия. В какой-то момент ты понимаешь, что шахматы – всего лишь настольная игра. Жизнь не так очевидна. Смысла жизни в шахматах нет. Он – за пределами доски.
— То, что вы говорите, скорее, описывает не вашу искушенность, а вашу обреченность в политике. С чего вы взяли, что интеллект, пускай и беспощадный, может выбраться за пределы доски? 64 клетки – его границы, его плен. Здесь его силы, его власть. А за пределами доски власть получает свою силу отнюдь не от интеллекта.
— Интеллект, или, лучше сказать — талант, как я думаю, равномерно распределен по миру. Его очень много. Везде. Всегда. Просто в разные периоды развития человечества он может быть по-разному востребован властью. Допустим, так сложилось, что последние десятилетия в нем реально не было никакой нужды. Не только у нас, во всем мире. По объективным обстоятельствам. Такова логика прогресса. В развитых обществах со временем становится меньше опасностей, вызовов. Конфликты перестают быть значимыми, торжествуют не идеи, а экономическая целесообразность. Какая разница – правые, левые? По большому счету это перестает иметь хоть какое-то серьезное значение. И это нормально. Это дает умным и талантливым людям возможность заняться чем-нибудь другим, помимо политики. Деньги заработать, мир посмотреть. Что тут плохого? А власть призывает других людей, исполнителей, которые пользуются принципиально иными методами принятия решений. Возникает цивилизация менеджеров, которые в состоянии отвечать только за узкий, конкретный участок работы и не несут никакой ответственности за глобальный результат.
Вот, кстати, пример из шахмат. В логике шахмат существует триада – материал, время, качество. Игрок среднего уровня всегда имеет дело с первыми двумя факторами, потому что они всегда более или менее понятны, линейны. Такой игрок всегда может просчитать, оценить, сколько у него осталось времени и материала — фигур, которыми можно, например, пожертвовать, чтобы выиграть время. Именно так думает компьютер. Но существует еще и способность оценивать качество ситуации, видеть не несколько клеток, а всю доску, чувствовать интригу всей игры в целом. И вот это уже не описывается никакими классическими схемами. Это абсолютно субъективный фактор. Это и есть интеллект, талант. И без него настоящее, полноценное решение невозможно.
Конечно, полноценные решения не всегда нужны, тем более в жизни. Но времена, ситуации и партии меняются. В какой-то момент простого расчета, даже самого глубокого, может не хватить. Логика оказывается бессильной без интеллекта. Посмотрите на современную Европу. Даже поверхностных ощущений хватает на то, чтобы понять: что-то не так, что-то не получается. Если вдуматься глубже, то выйдет, что мы имеем дело с настоящим тупиком европейской цивилизации, интеллектуальным ступором. Простые, казалось бы, демократические ценности – ну, там право спокойно ходить в джинсах, слушать музыку, курить, пить пиво, посещать интернет, — Европе становится все труднее и труднее отстаивать. Никакие новые идеи не работают. Власть в демократическом мире сегодня полностью себя исчерпала, она измельчала, живет одним днем, одним ходом. Она угрожает мыслительному процессу. Сейчас ей нужно принимать какие-то глобальные решения, а никто не умеет. Остались одни менеджеры, тактики. Стратегии не существует. Тактика ведь, как известно, – это искусство что-нибудь делать, когда есть, что делать. Стратегия – это искусство что-нибудь делать, когда делать нечего.
— Ну, подождите, как же нечего делать? А борьба с терроризмом – чем вам не занятие, чем не глобальный проект?
— Не глобальный проект, вообще не проект. Вот сам по себе терроризм – это, наверное, проект, да. А борьба с ним – это дикость. Это борьба со следствием, а не с причиной. Такой борьбы не бывает — образ мышления победить невозможно. Разве только в шахматах. Но нынешние европейские политики и для шахмат не годятся. Это слабые игроки.
— Стало быть, российские политические элиты на этом фоне выглядят вполне достойно, не правда ли?
— Про Россию вообще невозможно рассуждать в таких терминах. В Европе худо-бедно есть хоть какие-то правила игры, а здесь нет никаких правил. Власть здесь сегодня играет в чапаевца, завтра – в карты. Очень высок элемент случайности – может быть, повезет, а может быть, и нет. Мне трудно это понять. В шахматах никаких случайностей не бывает. Только в покере это возможно. Особенно, если покер с шулерами.
— Вы что, всерьез думаете, что логика российской власти является для кого-нибудь неразрешимой загадкой в нашей стране? Именно потому, что громадному количеству населения эта логика прекрасно ясна, нынешняя власть так сильна. Не сама ли страна своими представлениями о прекрасном наделила ее этой силой?
— Я с этим и не спорю. Но не надо недооценивать скорости перемен в сознании людей. Мир стал такой близкий, такой быстро взаимопроникающий. Людям есть с чем сравнивать. Власть, которую они наделили силой, оказалась совершенно неэффективной в самых благоприятных условиях. При всем расположении Запада, при высоких ценах на нефть, при отсутствии какой-либо оппозиции, она демонстрирует какую-то фантастическую беспомощность в любом вопросе. Контраст между бедными и богатыми в России уже начинает сводить людей с ума. Невозможно понять, чья вообще сегодня эта страна? Господ, товарищей или граждан. Согласитесь, удивительная, например, вещь: полноправным гражданином в современной России человек может стать, только лишившись значительной части своих прав. То есть сев в тюрьму. Когда он больше нам не товарищ и не господин.
— А, кстати, чья, по-вашему, Россия? Страна господ, рабов, товарищей?
— Знаете, я слышал, что в Питере чекисты друг друга называют «коллега». Страна коллег.
— Конечно, иронизировать можно сколько угодно. Коллеги они или нет, но, что называется, три рубля в день имеют. Они пока сильные игроки.
— Они не сильные игроки и никогда ими не были. Они слабые игроки.
— Подождите, но, следуя вашей же логике, это не только какая-то особенная российская проблема. Калибр политиков во всем мире изменился, это же ваши слова?
— Абсолютно точно. Если сравнивать нынешнюю ситуацию с XIX-XX веком, бесспорно. Вспомните европейский конгресс. Большое противостояние. Речь Черчилля о железном занавесе. Инаугурационную речь Кеннеди о том, что Америка должна защищать свободу и о необходимости высадиться на Луне. Это, наверное, была вполне детская идея, но она, тем не менее, овладела умами миллионов людей. Или Рейган с его империей зла и обращением к Горбачеву «мистер Горбачев, разрушьте стену». Я думаю, что, если бы стену придумал разрушить политик калибра Буша, до сих пор мир бы обсуждал детали вывода советских войск из Европы.
— Тем не менее ему хватило калибра на войну в Ираке, а Путину хватило калибра на вполне мирные отношения с Америкой. Разве они не политики одного современного уровня, не близнецы-братья?
— Надо отдать Владимиру Владимировичу должное, он как политик сделал для России великое дело. Он покончил с эпохой ельцинского дуализма. Борис Николаевич ведь пытался привить демократию к стволу номенклатурного государства и ждал от этого ростков счастья. Его преемник Путин полностью эту иллюзию разрушил. Он создал не уродца-гибрида, а вполне стройную систему. Путин показал людям чистую правду – номенклатура и институты прямой демократии совершенно несовместимы. На этом список его достижений я, пожалуй, заканчиваю.
— И что в этом плохого?
— В этом нет ничего плохого. Это, повторюсь, весьма стройный, исправный механизм, при помощи которого, впрочем, невозможно выжить в современном мире. Он будет поэтому уничтожен и снаружи, и изнутри.
— Ну уж. Это вы сейчас начнете говорить об идеалах демократии? От этого словосочетания здесь всех с души воротит.
— Сколько угодно. Но, поймите, с этим ничего нельзя поделать. В мире сейчас существуют всего три проекта – радикальный исламский, китайский и демократический. И только в их противостоянии и взаимопроникновении будет решаться дальнейшая судьба цивилизаций. У каждого из этих проектов – гигантский ресурс. Исламский проект – это вопрос выживания никаких не террористов, а новых, весьма серьезных, образованных, состоятельных элит мусульманского мира. Китайский проект – это вообще вопрос развития миллиардной цивилизации. Демократический же проект – это проект другой половины человечества. Как можно выжить в столкновении всех этих интересов? Я думаю, что и в окружении Путина, и в стране это уже многие понимают, но не могут ничего сделать. Механизм саморазрушения системы запущен. Обратного хода нет. В истории много примеров событий, на ход которых никак невозможно повлиять.
— То есть вы сейчас фактически говорите о том, что тем или иным способом президент России Владимир Путин будет отстранен от власти до окончания своего второго президентского срока?
— Да. Но рассуждать о том, как именно и когда именно это произойдет, — совершенно неблагодарная задача. Меня, честно сказать, не очень волнует вопрос, как именно прекратит существование этот режим. Я думаю о том, что надо сделать, чтобы он не похоронил под собой огромное количество людей.
— Боже правый! Что за ужас?
— Ужас в том, что все события последних лет в России ясно показывают – мы имеем дело с властью, у которой нет аллергии к крови.
— Давайте все же перейдем к оптимистическим сценариям. Каким вам представляется выход из тупика? Что надо делать-то?
— Думаю, делать надо то же, что пытается сейчас делать демократическая цивилизация. Надо пытаться закладывать фундамент нового мироустройства. Для этого следует проявить интеллектуальную беспощадность и сказать себе всего две вещи. Первое: то, что мы имеем, не работает. Второе: существуют формы мирного решения общественного конфликта. Нужны новые глобальные идеи, способные овладеть умами человечества. Допустим, замена топлива. Это ведь только кажется, что это узкая, экологическая проблема. На самом деле здесь очень много политики. Как ни крути, на традиционных видах топлива базируются все диктаторские режимы. В нефти много плохих, агрессивных денег. Дальше. Нужны новые общественные институты. Скажем ООН себя очевидно исчерпала, выполнила свою задачу, такая организация больше никому не нужна. Ну, не произошло же того, ради чего она была создана, — не случилась ядерная война между Америкой и СССР, нет сейчас угрозы глобального конфликта. Зачем заниматься пустыми декларациями? Необходима новая мировая концепция, должны появиться принципиально новые ее институты. Наконец, космос. Очевидно, что в последнее время человечество хочет куда-то переселиться от общего безумия, освоить другие миры. Почему бы космосу сейчас снова не вдохновить интеллектуалов планеты?
— Какие шансы у России поучаствовать в том процессе мироустройства, о котором вы говорите?
— Прекрасные. Нам есть что предложить демократическому проекту. Свои ценности, которые не надо даже изобретать. Скажем, в России, простите за банальность, люди разных национальностей давно умеют жить под одной крышей. Это немало, это общественный капитал, это – я, конечно, боюсь всегда говорить эти слова, но тем не менее – это «имперское сознание». Немногие могут в Европе этим похвастаться, страны там маленькие, все больше заняты своими собственными проблемами. А мы умеем с совершенно разными людьми находиться в одной системе координат. Прибавьте к этому наш интеллектуальный потенциал, вполне европейский образ жизни, по крайней мере, тягу к нему. И, наконец, не надо забывать, что мы находимся на стыке всех трех новых мировых проектов. Мы можем ослабить силу по крайней мере двух из них.
— То есть все-таки вы оптимист. Вы находите смысл в том, чтобы продолжать жить в России?
— Я не только нахожу в этом смысл, я считаю, что человек может полностью, максимально самореализоваться только в той стране, в той языковой среде, в которой он вырос.
— Это как беременным женщинам говорят: ешьте только то, что растет в вашей климатической зоне?
— Наверное.
— Тогда последний вопрос. Известно, что в вашей шахматной карьере очень большую роль сыграла ваша мама. Теперь вы в шахматы почти не играете, играете в политику. Вам мама разрешает?
— С мамой у меня так. Я всегда ее слушаю. Но потом решаю все делать по-своему. А мама мне помогает.
