Цивилизация
— Татьяна Борисовна, вы собрали первый общенациональный конгресс по социальной психиатрии. Зачем?
— Общество живет в стрессе. Это разнообразные чрезвычайные ситуации, социальная незащищенность, высокий уровень насилия в обществе. Все это сказывается на психическом здоровье людей. А увеличение в обществе людей с психическими расстройствами опять-таки ведет к росту социальной напряженности и агрессии. Поэтому такой конгресс был необходимым, по его результатам будут выстраиваться определенные программы.
— О каких программах идет речь?
— У нас уже начали выстраиваться отношения с руководством конкретных отраслей, учреждений, предприятий, которые стали заниматься психическим здоровьем своих подчиненных, хотя бы для того, чтобы их работа была эффективнее. К примеру, наши специалисты в течение пяти лет сотрудничали с ЗИЛом. На заводе работали группы, составленные из психологов, психиатров и терапевтов. Результат удивил даже нас. На 20% снизилась заболеваемость, в том числе и гриппом. Ведь в нашем организме все взаимосвязано.
— И люди приходили к вам добровольно, без обязаловки и опасений, что визит к психиатру — констатация серьезных проблем?
— Все делалось на добровольной основе. Для многих это было единственным спасением. Психиатр сегодня работает с проблемами здоровых людей и помогает человеку, который находится на грани, не сползти в сторону болезни.
Психиатрия давно вышла за рамки больничных стен. Нужно менять ее имидж, и тогда народ пойдет к психиатрам, которые, в отличие от гадалок, окажут ему профессиональную помощь. Кстати, далеко не всегда медикаментозную. Расстройство сна, настроения — все это проблемы, с которыми справляется психиатрия. Сейчас существует много современных методик терапии депрессии и тревожных расстройств. Так что, с одной стороны, есть знания и возможности специалистов, с другой — масса людей, которые нуждаются в помощи.
Спрос колоссальный. Только мне в день поступает в среднем до 10 просьб от знакомых, от различных людей. Они не знают, куда обращаться. Я думаю, что в обычных поликлиниках должны работать психиатры, к которым пациенты могут обратиться на условиях анонимности. Порог психиатрической больницы людям перешагнуть бывает страшновато. Но кризисы случаются у всех. Пока все упирается в вопросы финансирования.
У нас в центре работает круглосуточный телефон 201-70-70, по которому можно получить бесплатную консультацию.
— Выступая на конгрессе, Вы обрисовали довольно мрачную картину психического состояния россиян. В частности, по количеству самоубийств наша страна вышла на второе (после Литвы) место в мире. В 2003 году покончили с собой 60 тыс. наших граждан.
— Да, это действительно так, и на это есть определенные причины. Причем, как я говорила в своем докладе, в основном умирали мужчины. Количество самоубийств среди мужчин оказалось в пять раз выше, чем среди женщин. Психиатры даже предложили термин, характеризующий то, что произошло с определенной категорией мужчин в нашей стране за последние десятилетия, – социальная кастрация. Для России это проблема социальных перемен и изменения статуса человека. В группе риска оказались мужчины от 45 до 55 лет. Они пережили трехуровневый шок, выпав из жизни и не заняв в обществе места, адекватного своим представлениям о мужчине. Сначала изменилась вся страна, возникло фактически новое государство. Многим сказали, что они жили неправильно, причем не только с высоких трибун, но и в семьях. Некоторые сначала с энтузиазмом приняли все, что было предложено новым государством, но потом поняли, что они не способны занять свою нишу, так как не привыкли отстаивать свою позицию, их этому не учил. Эти люди привыкли, что рано или поздно им все будет предложено. Будет отмечен их талант, их усилия. Но стиль современной жизни стал более агрессивным и общество давало возможность реализовываться не тем, кто ждал своего часа, а тем, кто активнее и проворнее. При этом многие их ровесники сумели устроиться. А женщины оказались более стрессоустойчивыми и в чем-то даже продвинулись.
Кроме того, сказываются еще два фактора, способствующие мужским самоубийствам, – алкоголь и нежелание обсуждать свои проблемы.
— Вы говорили, что за последние 12 лет число инвалидов с психическими заболеваниями выросло вдвое. Причем в основном за счет детей и подростков. Почему так происходит?
— Да сохраняется тенденция, по которой [психическая] заболеваемость у детей в 2,5 раза больше, чем у взрослых. Число патологий стало больше. В основном это проблема здоровья матерей – анемия, работа во время беременности независимо от самочувствия, нехватка микроэлементов. Дети рождаются с патологиями. Они раздражительны, плохо набирают вес, плохо спят ночами. Впоследствии появлются сложности социализации такого проблемного ребенка в обучении и общении.
— Скажите, а как сказался на здоровье населения тот постоянный стресс, в котром живут люди. Взрывы, теракты, захваты заложников?
— Общество очень разное. Я много ездила по стране. Очень спокойным и благополучным показался Хабаровский край и Дальний Восток: люди там гораздо спокойнее и увереннее в завтрашнем дне, чем, например, в Центральной России. Очевидно, что в Москве, как и в любой столице, уровень тревожности, депрессивность и различные расстройства гораздо выше. Кроме того, имеет значение та негативная информация, которая выплескивается на людей с экрана и формирует определенное восприятие жизни. В связи с этим вспоминается такой почти курьезный случай. К нам в центр приехали дети из Беслана. Помимо всего прочего мы старались показать им город, развлечь. И вдруг мы слышим: «А где «Арбат-Престиж»?» Благодаря телевидению «Арбат-Престиж» стал главным символом цивилизации.
— Дети из Беслана у вас лечатся до сих пор?
— Да, и не только дети, но и их родственники. У нас теперь новая система. Мы поняли, что если люди вместе пережили какую-то беду, то и лечить их нужно вместе. Они находятся у нас три недели, потом возвращаются домой и там продолжают лечение.
— Трех недель достаточно?
— Наши специалисты работают и в Беслане, и там можно продолжать лечение. Кроме того, они очень быстро привыкают к тому, что здесь они окружены вниманием, их носят на руках, формируется какая-то особость, и это тоже опасно. Как-то 15-летнюю девочку из Беслана повели гулять по Москве, зашли в кафе. В кафе девочка спросила: «Почему здесь на меня не обращают внимание?»
— Вы знаете, накануне конгресса правозащитники подняли тревогу, что психиатры собираются лоббировать изменение законодательства, разрешающее помещение в психиатрический стационар до 30 суток без решения суда?
— Ни о чем подобном речи не идет. Правозащитники сами это придумали и сами это раздувают. Знаете, среди них тоже разные люди встречаются.
В нашей стране принудительная госпитализация возможна лишь на 48 часов. Дальше вопрос о помещении в психиатрический стационар решается судом. Менять это никто не собирается.
Работу психиаторов в России нужно направлять на людей, как не попавших в поле зрения правоохранительной системы, так и на уже сидящих за решеткой. Мировой опыт в этом отношении довольно богат примерами. Где-то приоритет остался за личностью, где-то за обществом. В Америке, например, приоритет за личностью. В том числе у людей есть право жить в шалаше, в подвале, на помойке. Все эти люди в основном наши пациенты. Но многие не хотят находиться в психиатрических больницах. А в итоге в поисках жилья, еды идут на какие-то противоправные действия и оказываются в суде. Вот оно — право личности «что хочу то и делаю» и чем это заканчивается. Поэтому в американских тюрьмах психиатрия развивается бурным образом.
Я побывала в американских тюрьмах — в качестве экскурсанта, разумеется. Меня поразило то, что даже в изоляторах временного содержания размещены сплошные рекламы: «Если у вас есть страхи, если вы чувствуете нездоровье, обращайтесь в психиатрам». То есть они сразу нацелены на проблемы психического здоровья.
Российский закон ориентировался во многом на американский образец, но при этом у нас нет той системы, которая есть в Америке: бесплатных столовых, ночлежек и прочего. У нас ничего этого нет, и люди такого типа оказываются в намного более худших условиях, чем в США.
В итоге, с одной стороны, у нас есть крайне либеральный закон, с другой стороны, у этих пациентов возникают проблемы, им не всегда оказывается помощь, потому что психиатры боятся проявлять определенную настойчивость, если пациент не хочет этого.
Согласно исследованиям, многие заключенные, особенно низшие слои тюремной иерархии, — это просмотренные, не замеченные вовремя больные шизофренией, их не обследовали, в итоге они отказываются среди тех людей, которыми пользуются серьезные криминальные структуры. Пока в системе медицинского обслуживания тюрем работает только пять психиатрических больниц.
