Цивилизация
– Почему сборник выходит именно сейчас?
– Исследования начались еще в декабре 2011 года и были, конечно, спонтанными. К концу зимы, к митингу на проспекте Сахарова, у нас уже была исследовательская группа, которая занималась разными вещами, от интервьюирования и анализа плакатов до исследований виртуального протеста. Материал подкапливался, много людей взялось писать, и к маю сборник был готов. Но позже стало понятно, что сборник в России не выходит...
– Как это выяснилось?
– Я стала ходить по разным издательствам. Мне ни разу не говорили, что, дескать, мы боимся или будут какие-то проблемы. Но все разговоры о сборнике растворялись в воздухе. Так мы мыкались практически полтора года, и вдруг неожиданно Тарту к нам обратилось само. Там мы сделали сборник за месяц. Мы все грустили, что он будет неактуальным спустя два года после протестов. Но оказалось, что сейчас он как раз оказывается актуальным.
– Почему?
– Потому что сейчас многие переживают заново тот самый белоленточный протест. Я по-прежнему занимаюсь исследованием протестов и часто слышу такие объяснения: многие участники «снежной революции», как ее называют, зря все это делали, они разозлили Путина, и все, что потом произошло, – его ответ креативному классу. Сейчас рефлексия по поводу переживания протестов двухгодичной давности стала очень сильной.
Есть люди, которые заявляют, что протест слился и его больше нет. Но многие готовы с пеной у рта доказывать обратное.
Кто-то волонтерит в «Лизе Алерт», кто-то вступает в «Синие ведерки», кто-то работает в «ОВД Инфо». Кто-то включается в сеть, которая, по-моему, не имеет даже названия, сеть людей, которые возят медикаменты на Украину. В Донбасс, в Луганск.
К примеру, мои же коллеги, муж и жена. Оба были физиками и довольно отстраненными от политической жизни. Оба участвовали в «снежной революции», после чего их стратегии стали радикально противоположными. Ну разными. Муж стал постоянно стоять в пикетах, у него позиция – одиночные пикеты. А жена ездит на Украину и занимается вот такими формами волонтерства. Она ставит своей целью проинформировать общественность о том, что там на самом деле происходит.
– Но много и тех, кто разочаровался.
– Да, они говорят: вышли на площадь, ничего не изменилось, стало даже хуже, вот и не надо больше. Другие начинают чувствовать вину, что стало еще хуже. И надо сидеть тихо и не рыпаться.
– То, чему посвящен сборник, стало историей или это еще актуальная ситуация?
– Год назад мне казалось, что сборник никогда не будет опубликован, потому что никому это не нужно. Некоторые авторы говорили, что никогда к этому не вернутся. Сейчас вдруг ситуация развернулась на 90 градусов. Люди говорят: наоборот, надо этим заниматься, и возвращаются. Мы («Мониторинг актуальных форм современного фольклора») возобновили наши исследования, мониторим все митинги. Недавно очень детально обследовали Марш мира в Москве и сход сторонников Новороссии. Мы обследуем все локальные митинги учителей, врачей. В это воскресенье пойдем мониторить митинг против реформы здравоохранения.
– И что вы видите сейчас?
– Абсолютно изменился плакатный язык. Мы знаем, что сейчас происходит на экранах телевизоров и как устроена государственная пропаганда. Но мало кто понимает: язык пропаганды со всей риторикой «холодной войны» вернулся на плакаты.
Люди выходят с голубями, с лозунгами за демократию с человеческим лицом – лозунг, который невозможно понять, если не знаешь призывов за социализм с человеческим лицом. Люди повторяют большое количество лозунгов 1968 года. Очень популярен лозунг «Дайте миру шанс» на всех возможных языках. Сторонники Новороссии активно используют такие клише, как «Дядя Сэм», «Европа, закованная в наручники», и прочее.
– Это через телевизор пришло?
– С одной стороны, это влияние пропаганды. Но с другой – на Марше мира было много пожилых людей, для которых, возможно, такой язык естественен.
Например, участники с обеих сторон выражают идею «Путин как Сталин», только с противоположным знаком.
Это очень характерно. Во время Марша мира сильно переживается некая историческая парадигма, которой не было во время белоленточного протеста.
У нас есть база лозунгов по текущей ситуации и по протестам двухлетней давности. Там количество так называемых исторических лозунгов – менее 1%. Сейчас таких лозунгов по Маршу мира по Москве 10%. То есть в среднем каждый десятый плакат содержит отсылку к историческому прецеденту.
– Какому именно?
– Например, люди выходят с такими плакатами: «1917–1939–1941–1956–1968–1979–2014?». То есть выстраиваются парадигмы, в которых Советский Союз оказывался вовлечен в международные военные конфликты, в том числе выступал агрессором. Сторонники Новороссии выстраивают другие парадигмы: «1941–2014». Это можно интерпретировать так: они расценивают происходящее как вторую Отечественную войну.
Одни встраивают Россию в парадигму агрессора, другие – в парадигму освободительных войн. Интересным образом всплывает контекст революции Ленина. То есть события сравнивают и с Октябрьской революцией.
– Получается, два года назад протест был связан скорее с личной обидой, а теперь касается более глобальных вещей?
– Да. Если мы посмотрим на фреймы двухлетней давности, на первом месте – «бандерлоги» и «презервативы». То есть обида на то, что сказал президент, а в ответ – «партия жуликов и воров». Как бы такая «обзываловка».
Сейчас коммуникативная стратегия митинга устроена по-другому. Кроме того, есть разница между Москвой и Питером: Москва достаточно много обращается к президенту, но гораздо реже обсуждает Украину. Петербург практически не затрагивает Путина, а в основном выступает с текстами «Прости нас, Украина», «Мне стыдно» и прочее.
Идеология участника марша в Петербурге такова: я виноват перед Украиной и пришел просить прощения. Идеология участника марша в Москве: мне не столь важна Украина, сколько очередная проблема с властью, про это я хочу поговорить.
Вообще Питер и Москва никогда не покажут одинаковую картину. Москва более склонна к юмористическим плакатам, а Питер всегда все переживает серьезнее.
– Почему, на ваш взгляд, исчезли обращения к власти?
– Те зимние протесты – это еще попытка диалога. И диалог был: Путин высказался по поводу протестующих – ему отвечали. Кроме того, много людей считало, что если они сейчас потребуют перевыборов, то они как-то состоятся. Была иллюзия по поводу либерального правительства Медведева, надежды на либеральные реформы.
Сейчас ощущения, что ситуация может измениться путем обращения к власти, по-моему, нет. Скорее есть желание успокоить свою совесть. Показать, что я вышел и таким образом не поддерживаю эту войну. Люди, которые выходят в Питере с лозунгами «Прости нас, Украина», «Мне стыдно: 56-й, 68-й, 79-й, 2014-й», – в этом нет требования. Они констатируют свою позицию.
– В 2011 году было много юмористических плакатов, лозунгов, но в какой-то момент это закончилось.
– Мы считали лозунги, где содержится языковая игра, когда говорящий, пишущий создает двойное прочтение чего-либо в лозунге с намерением вызвать комический эффект. Пик таких протестов был на второй Болотной – 30%. Но что получается: как только Путин был избран президентом, количество юмора резко упало и больше не поднималось до прежнего показателя.
– К кому обращаются люди, если не к власти?
Протесты 2011–2012 годов были построены на том, что часть общества протестовала против нечестных выборов. Другая часть общества была как бы индифферентна. Сейчас ситуация другая: одна часть общества резко настроена против другой его части.
На Марше мире пришедшие сторонники Новороссии стояли с плакатами «Вы предатели родины», «Кровь убитых в Донбассе на вас», «Вы пятая колонна». Протестующие шли с плакатами «Если мы пятая колонна, то вы шестая палата», или просто «Пятая колонна». То есть диалог шел уже между двумя частями общества.
– Вы, в частности, занимались изучением советского анекдота. Шутки, скажем, о Путине могут что-то сказать о переменах в обществе?
– Тем, сюжетов о Путине очень много, и они продолжают создаваться. Сейчас особенно активно идет переделка старых советских анекдотов. Тема последнего полугода: противником Путина стал Обама, чего раньше не было. И примечательно, что анекдоты про Путина и Обаму тоже рассказывают как бы с обеих сторон.
Анекдоты являются таким же средством пропаганды, выражением точки зрения. Такого раньше не было, чтобы одна группа населения производила тексты с намерением уязвить другую.
Есть два общества в стране: Крымнаш и не Крымнаш, война Украине и мир Украине, «мы хотим пармезан» и «будем есть картошку». Общество разделено на две части, и анекдот разделился на две части.
